Норильск - Затон

Они долго ещё сидели, планируя, как спасать заводы, рудникам пережить лихую годину, выйти из месива без больших потерь комбинату. А на улицах шумели разъярённые толпы новоиспечённых революционеров, не понимая, что пустили страну и себя на никому не ведомый виток истории.

За советом к Рублёву

Воспользовавшись тем, что ребёнок остаётся под таким мощным присмотром. Лиза потянула мужа посмотреть Андроников монастырь. Когда пришёл в него послушником Рублёв монастырём правил ученик Сергия Радонежского Андроник. А на монастырском кладбище похоронены герои Куликовской Битвы. В памяти монахов-старожилов сохранились воспоминания, как отдыхали победоносные дружины Дмитрия Донского, перед тем, как вступить в ликующую Москву, трезвонившую во все колокола. Всё это наложило отпечаток на его работы. Илья долго сопротивлялся, но вынужден был согласиться. Не отпускать же её в такое не спокойное время одну.

— Там жил, работал и погребён Андрей Рублёв. — Убеждала горячо она его. — Уверена, ты не раскаешься. Я тебе расскажу, что не поймёшь.

Ей очень хотелось посмотреть «Троицу» Рублёва. Она читала, что произведение это он написал «в похвалу святому Сергию». В посвящении был заложен глубокий смысл. Языком художественных образов Рублёв выразил то, чему учил Сергий, что последний почитал важным и нужным для родного народа. Главная мысль картины, — идея мира и согласия, о чём страстно мечтали и не находили в жизни люди пятнадцатого века. Странно, но тот же вопрос беспокоит и нас сейчас. Лизе хотелось всмотреться в те старинные краски, поискать ответ, терзающий в эти безумные дни страну, в Рублёвском прошлом. Рублёв создавал ощущения совершенства. А вдруг он достиг тайны гармонии, совершенства и чистоты ещё тогда и закодировал в «Троице». Особенно большое впечатление произвёл на неё средний ангел, чуть склонивший голову на бок и протянувший руку, чтобы взять и испить смертную чашу. Дерево над его головой плавно склонилось от печали, словно в знак предосторожности и сочувствия. Ох, как Рублёвская мечта о прекрасном человеке, о всеобщей гармонии, о мире, дружбе и согласии актуальна сейчас. Ведь свою бессмертную «Троицу» он вынашивал в сердце, как всеми ожидаемый призыв русских людей к единению. Прошло столько веков, и мы стоим опять у того же корыта. Почему человек по несколько раз наступает на одни и те же грабли? Почему каждому нужен свой удар в лоб?

Возвращались они молчаливые. Илья посмотрел на жену и удивился, даже лица у обоих не такие как всегда, а какие-то добрые, просветлённые. Он другими глазами посмотрел на бушующую толпу подкрученных людей:- «Может, действительно отец с Дубовым правы, если с таким трудом и кровью объединялись, то кто дал право рушить это сейчас. Кто даст гарантию, что так будет правильно и счастливо?»

— Тебе понравилось? — постаралась заглянуть ему в глаза Лиза.

— Да. Вернее мне помогло это кое-что понять.

— В следующий раз я расскажу тебе о Феофане Греке. Они с Рублёвым противостоятели. Феофан весь в драматических противоречиях. Его образы каждую минуту ждут, что раздастся глас труб, зовущий людей на Страшный суд, где ни один грех не будет прощён. Персонажи Рублёва мы только что видели, полны чистоты и согласного мироощущения.

— Уговорила, я согласен. Похоже, в этих двух людях спрятана загадка противостояния нашего народа. Одна часть народа периодически бьёт в набат, поднимая на судилище, а вторая хочет мира и спокойствия. Даже иконы зовут к противоположному оказывается. Вечный вопрос опять повисает в воздухе.

— Кто прав?

— Да. Но уже определился с позицией. Я на стороне Рублёва.

— Я тоже.

— Давай завернём в Лаврушинский переулок.

— Ты хочешь зайти в Третьяковку?

— Раз мы уж так рядом сейчас, то почему бы не посмотреть.

Тайна картины

Лаврушинский, как всегда был многолюден. Они бродили по залам, подолгу задерживаясь у известных с детства полотен: «Утро стрелецкой казни», «Княжна Тараканова» или В. Перова. «Проводы покойника», И. Шишкина, «Рожь», В. Сурикова. «Боярыня Морозова». Особенно Илья крутился около картины Ф. Васильева. «Мокрый луг».

— Тебе понравилось, я вижу, это потрясающая силы вещь. В этом пейзаже, по-моему, сплелись любовь, боль и тоска. Поэтому он так хватает душу. Гений, а они долго не живут. Он умер в Ялте, в 23 года, совсем молодым.

— Откуда ты столько знаешь?

— Должна же я чем-то заниматься в тайге и тундре, вот читаю. Народ гонялся за художественной литературой, а я покупала о звёздах, картинах, Древней Руси.

— Потрясающе, а почему я ничего об этом не знал? Колись теперь, что ты ведаешь о создателях Третьяковки?

— Что и все. Они принадлежат к старинному купеческому роду. Их прадед переселился из Малого Ярославца в Москву, основав дело. Основной доход шёл от костромской текстильной мануфактуры. Если даровитый человек попал в беду, Павел старался помочь. Для вдов и сирот художников он выстроил дом с бесплатными квартирами. Первые картины Павел Третьяков купил в 1856 году у мало кому тогда известных: Худякова и Шильдера. Потом были Верещагин, Пукирев, Флавицкий. На первой выставки передвижников приобрёл «Грачи прилетели». Помнишь, по школьной программе проходили. Дальше, больше.

— А какая картина самая шумная?

— «Явление Христа народу». Самая большая картина. Ей восхищались, о ней спорили.

— Пойдём в зал Репина, всегда хотел посмотреть.

Он несколько раз возвращался к картине «Иван Грозный» внимательно рассматривая её. Лизу это удивило и насторожило. При выходе из зала он вернулся опять к ней. Попросив смотрителя зала рассказать о произведении, что та с удовольствием и сделала. Поведав, что картина производила на умы людей необычное впечатление и на неё, как и на человека было покушение.

— В смысле? — перебил женщину Илья. — Извините.

— На неё напали с финским ножом. Молодой человек бледный с безумными глазами сделал на картине три пореза. Когда его скрутили два служителя, он кричал: «Довольно крови! Долой кровь!» Преступник назвался Абрамом Балашовым, когда его допрашивали, он повторял всё тоже. Было ясно: он сумасшедший. Прямо из галереи его отправили в соответствующую больницу.

— Как же удалось спасти картину? — влез в рассказ опять Илья.

— Из Эрмитажа был приглашён опытный реставратор. Приехал и Илья Репин. Через несколько месяцев картина висела на прежнем месте. От ударов не осталось и следа.

— Да, интересная история, — переминался с ноги на ногу Седлер.

Зная мужа, Лиза понимала, происходит что-то непонятное, но очень серьёзное.

— А вы не могли бы показать, где были эти порезы? — помявшись вдруг попросил он.

— Могу, почему бы и нет. Но почему, это вас, молодой человек, так заинтересовало?

— Мне, кажется, я уже видел эту картину, причём совсем недавно и как раз вот с такими порезами. Их просто заклеили с той стороны и всё, кусочками ткани. Причём работа эта была очень старая, я по ткани это понял. Одна конфигурация пореза, на одной и той же картине, что это?

— Вы ошибаетесь, это вообще какая-то ерунда. Такого просто не может быть.

— А вот это я завтра поеду и узнаю. Обещаю, потом, в благодарность за интересный рассказ и потраченное на нас время, прийти и рассказать о своей поездке.

Лиза еле успевала за ним. Илья был очень взволнован. Шёл, торопясь и о чём-то думая совсем забыв о ней. Когда при переходе улицы чуть не влетели под машину, она, потянула его к скамье.

— Илюша, давай посидим чуток. Ты ничего не перепутал?

— Нет. Я видел именно это произведение и не просто видел, а держал в руках.

— Где это случилось?

— Под Калинином. Нас посылали на несколько дней в колхоз. Разместили, кого в клубе, кого по хатам. Мы трое попали к женщине, такой маленькой, чистенькой, в белом платочке с цветочками по краям. У неё, я и видел эту картину. Спрашиваю: — «Откуда?» Село и вдруг не репродукция какая-нибудь или вышивка кисок и собак, а настоящий холст, ещё и старинный.