Эпикур

Нужно помнить, что будущее — не совсем наше и не совсем не наше, чтобы не ожидать, что оно непременно наступит, и не отчаиваться, что оно совсем не наступит. Дальше, первое наше благоудовлетворение желаний, но именно поэтому многие из желаний мы обходим, если их исполнение ведёт к ещё большим неприятностям. Среди желаний одни являются естественными, другие — праздными, а среди естественных одни — необходимые, другие просто естественные. Необходимые — это те, исполнение которых уничтожает страдание, например, голод и жажда; просто естественные — это, к примеру, желание непременно вкусной пищи; к праздным же можно отнести желание венков и статуй...

Неожиданно в «Сад» вошёл человек, одетый на персидский лад, в шароварах и накидке с широкими рукавами. Пройдя несколько шагов по направлению к дому, перс остановился и торжественно объявил, что Деметрий немедленно желает видеть на своём пиру Эпикура. Слова посланца вызвали небольшой переполох. Идоменей и Батида вскочили, уронив на траву игральную доску, Леонтия переложила папирус на скамейку, подхватила сына и прижала к себе.

   — Я давно ждал этого, — проговорил Эпикур. — Что ж, придётся идти.

   — Прошу тебя, будь осторожен, — попросил Идоменей.

   — Можно подумать, что приглашают не в гости, а в гелиэю, — успокоил учеников философ. — Если задержусь и будут какие-нибудь дела, пусть решает Гермарх.

   — Переоденешься? — спросил перс.

   — Это ни к чему, — ответил Эпикур. — Пошли.

В переулке ждала двухколёсная повозка, запряжённая парой прекрасных коней. Эпикур устроился рядом с провожатым, возница тронул поводья, и они покатили по переулку к улице Шествий и дальше мимо Агоры к Акрополю. Смеркалось, прохожих было немного, порой попадались компании горожан, обсуждавших, как провести вечер. Эпикур смотрел вокруг и заставлял себя не думать о предстоящей встрече.

Повозка довезла их до дороги, ведущей вверх. Эпикур следом за персом поднялся к Пропилеям, где их встретила стража, охранявшая вход.

   — Дионис и чаша, — негромко сказал перс старшему, и тот, почтительно склонив голову в высоком шлеме, приказал пропустить провожатого и гостя. Впереди справа высился задний портик Парфенона, за которым скрывался опистодом, особый зал, где до последнего времени хранилась афинская казна. Теперь, как бесценное сокровище, туда поместили Деметрия. Между могучими колоннами прохаживались воины, охранявшие вход, но перс пошёл мимо портика по Священной дороге, вдоль стройной колоннады храма, озарённой свечением закатного неба.

Когда они наконец обогнули грандиозное здание и вышли к главному портику, глядящему на восток, поражённый Эпикур увидел перед собой какое-то подобие походного лагеря. От места, где обычно останавливались процессии Панафиней, до самого обрыва стояли палатки, расхаживали воины, горели костры. Рядом со святилищем Зевса Полиада в наспех сооружённом загоне топталось целое стадо коров, рядом хрюкали свиньи, где-то, судя по кудахтанью, был и птичник. В углу ограды молча орудовали повара, там кипели котлы, сверкали длинные ножи над грудами овощей и горами мяса. Эпикур увидел чаны с водой, в которых шевелились огромные рыбины, почувствовал запах острых приправ и жареной свинины. Слуги, готовившие угощения, объяснялись знаками, и в закатном свете зрелище напоминало страшный сон.

Перс провёл Эпикура через раскрытую дверь в левом углу портика, которая вела в проход между стеной храма и внутренней колоннадой, ограничивавшей целлу — жилище богини, где стояла её драгоценная статуя. По проходу туда и обратно сновали слуги с трапезами в руках. Перс невозмутимо двигался к стене, отделявшей целлу от опистодома. Эпикур следом за ним вошёл в огромный зал с четырьмя колоннами, возносившими над полированным полом богато расписанный потолок. Провожатый подвёл философа к пустому обеденному ложу и исчез. Тут же появилась уставленная серебряной посудой трапеза.

Эпикур огляделся. Больше сотни пирующих полулежали перед столиками с едой, между ними ходили слуги, наполняя чаши или меняя трапезы. Повсюду уже горели яркие лампы на изящных подставках, особенно много их было у торцевой стены, где на устланном коврами помосте стояло драгоценное ложе царя. Деметрий, похожий на ожившую статую атлета, беседовал с каким-то бородачом, присевшим к нему на ложе. Слева от помоста прямо на мозаичном полу был раскинут большой роскошный шатёр. Его растяжки тянулись к посвятительным статуям, которые обычно стояли вдоль стен, но по этому случаю были расставлены вокруг походного жилища полководцев.

Вероятно, только что гостей развлекали танцами, потому что свободное пространство около шатра подметали, убирая разбросанные цветы. Вышел распорядитель и объявил иллирийские песни. Вышли три певицы с бубнами в странных пёстрых нарядах и завели непонятную песню, в которой протяжный заунывный мотив неожиданно сменялся бешеным припевом. Эпикур слушал и терялся в догадках, зачем Деметрий его пригласил. Философ подумал, что будет лучше всего, если о нём вообще забудут и он вернётся в «Сад», так и не узнав разгадки. Певцы, допев свои песни, удалились. Эпикур позволил себе взять кусочек мяса и наслаждался его вкусом.

Тут поднялся один из гостей, могучий, огромного роста, с киликом в руках и объявил, что предлагает хлебнуть вина во славу тех, кого люди называют великими. Гости оживились, говоривший поднял килик и провозгласил:

   — Во славу Селевка...

В зале послышались возмущённые крики, но гигант, выдержав паузу, закончил:

   — Повелителя слонов!

Шутка вызвала дружный смех, и шутник, пригубив килик, продолжал:

   — Лисимаха... — сторожа денег!

   — Птолемея... — смотрителя кораблей!

   — Агафокла... — коменданта Сцилии! — Новая пауза, и дальше совершенно другим, срывающимся от восторга голосом: — И ещё во славу Деметрия и Антигона, великих царей и полководцев!

Деметрий одобрительно смеялся, гости начали вставать, выкрикивать приветствия, картинно поднимать чаши. Когда славословия иссякли, Деметрий поднялся и ушёл в шатёр. Почти тотчас же к Эпикуру подошёл распорядитель и попросил его следовать за собой в палатку царя.

В шатре

«Палатка» Деметрия была обставлена с царской пышностью. Толстые узорные ковры устилали пол, драгоценные лари, кресла, столики сверкали золотом и ценными камнями, широкие ложа были покрыты шкурами львов и леопардов. В шатре, кроме Деметрия, сидели две женщины, которые в Афинах были известны всем, — любимица Деметрия Ламия и юная пирейская флейтистка Демо по кличке Бешеная.

   — Я позвал тебя вот зачем, — сказал Деметрий после обмена приветствиями. — Тут Ламия загадала такую загадку, что никто не смог справиться. Решили позвать кого-нибудь из самых умудрённых философов, и она предложила тебя. Рискнёшь помериться силами с моей Ламией?

   — Конечно, — кивнул Эпикур, — долг настоящего философа — беседовать со всеми, кто пожелает.

Приключение становилось интересным. Эпикура усадили в кресло рядом с ложем Деметрия. Ламия, лукаво улыбаясь, опустилась на ковёр напротив.

   — Давно-давно, — начала она, — в Египте при царе Бокхариде жила гетера Тонида. Однажды в неё влюбился один купец, но она столько запросила с него за свидание, что он отступился. Через небольшое время купец увидел Тониду во сне, чем был очень доволен. Услышав об этом, гетера подала на купца в суд, требуя с него денег, поскольку свидание, хотя и во сне, всё же состоялось.

Дело дошло до Бокхарида, и вот как царь их рассудил: он приказал купцу принести деньги, а когда тот, проклиная правителя за несправедливость, принёс, велел подержать кошелёк так, чтоб его тень упала на Тониду. Потом, вернув деньги купцу, царь объяснил, что за сон, который есть лишь тень жизни, вполне достаточно заплатить тенью денег. Так вот, справедливо ли он рассудил?

   — Вполне, — согласился Эпикур, — думаю, даже наша гелиэя согласилась бы с таким приговором.