Эпикур
Эпикур читать книгу онлайн
Книга современного писателя Сергея Житомирского рассказывает о великом философе Древней Греции Эпикуре (341—270 гг. до н. э.), создателе одного из значительнейших нравственных учений и основателе философской школы, которая носит его имя. Среди главных героев романа нет вымышленных, исторические события описаны так, как о них рассказывают древние историки.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Философы мало считались друг с другом и не стеснялись в выражениях при критике соперников. Эпикуру тоже доставалось. Особенно усердствовал Навсифан. Теосец называл Эпикура школьным учителем, распускал слухи, что он пьяница и обжора, обманом получил афинское гражданство и многое в том же роде. Эпикур усмехался — может быть, противников раздражало спокойствие, с которым он воспринимал их высказывания?
Но пока в Афинах кипели философские споры, а на Кипре проходили поражавшие воображение пиры Деметрия, Кассандр собрался с силами и начал войну против Афин. Афинское войско, состоявшее большей частью из наёмников, стойко оборонялось, но Кассандр шаг за шагом завоёвывал Аттику. Наконец были взяты Панакт и Фила, и македоняне подступили к переполненному беженцами городу. Под стенами Афин появились боевые слоны. Этих долголетних гигантов привёл из Индии ещё Александр, а в Македонию их доставил Антипатр после победы над Пердиккой. Легендарные чудища с боевыми беседками на спинах шагали под стенами Афин, сокрушая изгороди и небольшие дома.
Но не в слонах было дело, Кассандр слишком дорожил ими, чтобы использовать для штурма, только иногда они выступали против наиболее дерзких вылазок афинян. Он не давал защитникам передышки. То тут, то там рушились подкопанные стены, и горожане наспех сооружали позади них новые укрепления. Люди, многие из которых лишились жилья и имущества, заполняли гимнасии, портики храмов и галереи. Круглые сутки ополченцы дежурили на стенах Афин и Пирея, на западной Длинной и Фалерской стенах, соединявших город с морем. Деметрий господствовал на море, и Кассандр не мог нарушить подвоз продовольствия, но жизнь в Афинах становилась с каждым днём всё труднее. Помощи можно было ждать только от Деметрия, а он с упорством, переходившим в исступление, осаждал Родос.
После победы и долгого отдыха на Кипре Деметрий, вызванный оттуда отцом, участвовал вместе с ним в походе на Египет. Поход не принёс полководцам удачи, они не потерпели поражения, но и не одержали победы. Чтобы как-то заявить о своей силе, Антигон велел сыну подчинить Родос — единственное действительно независимое государство Эллады. Деметрий привёл под стены столицы острова почти стотысячную армию, вкладывал столько же страсти и энергии в подчинение свободного Родоса, сколько совсем недавно — в освобождение Афин. Родосцы отчаянно сопротивлялись. Два города на разных сторонах Эгейского моря в одиночку сражались с превосходящими силами завоевателей и, очевидно, скоро должны были пасть. Но они держались из последних сил, надеясь на чудо, и потому спаслись.
Настал момент, когда Деметрий понял, что потеряет любимые Афины, которые к тому же остались для него единственным союзным портом в материковой Греции. Он заключил с родосцами почётный мир, признав их независимость, и с флотом в триста кораблей двинулся спасать Афины. Он высадился в Авлиде на Эвбее и без боя захватил главный город острова Халкиду, угрожая Кассандру с тыла. Кассандр поспешно снял осаду и бросил войска на север защищать Фермопилы, чтобы сохранить за собой хотя бы Фессалию. Деметрий победным маршем прошёл через Грецию и подчинил её себе.
Новая волна лести и подобострастия захлестнула освобождённые от осады Афины. Партия Стратокла подняла голову, голоса его сторонников всё громче звучали в Собрании и Совете.
Деметрий из армии написал афинянам, что собирается провести в городе несколько месяцев и пройти посвящение в элевсинские таинства. Он хотел пройти весь обряд сразу от низшей ступени до созерцательной. В Афинах начался переполох. Малые Элевсинии справлялись ранней весной, Большие — осенью, и к созерцательной ступени посвящённые допускались не раньше чем через год, на следующих Больших Элевсиниях. Тут на сцене появился Стратокл и предложил в законодательном порядке изменить календарь так, чтобы, не нарушая обычаев, исполнить желание царя. Возражать пытался только факелоносец дадух Пифодор, но его не поддержали.
Деметрий прибыл в Афины в конце весны, через два месяца после Малых Элевсиний. Тут же постановили начало деметриона (бывшего мунихиона) считать серединой анфестериона, и многодневный праздник был повторен для Деметрия. Не успели афиняне отдохнуть от постов и ночных плясок, как Совет объявил, что наступил боэдромион, и пришло время справлять Большие Элевсинии, до которых оставалось почти полгода. Торжественная процессия во главе с мрачным Пифодором и весёлым Деметрием, который громче всех кричал «Иакх, Иакх!», отправилась в Элевсин, где с особой пышностью прошли тайные мистерии. Прошли и сразу повторились, потому что было постановлено конец месяца считать боэдромионом будущего года.
Довольный Деметрий, получивший высшую степень посвящения, вернулся в Афины. На этот раз царю в качестве резиденции предоставили Парфенон. Там в знаменитом храме Афины, младшим братом которой он себя называл, Деметрий пировал и развлекался вот уже целый месяц. Освободитель вёл себя с непринуждённостью гуляки и беззастенчивостью восточного деспота. Ни одна привлекательная афинянка не могла чувствовать себя в безопасности, если попадалась ему на глаза. Дело доходило до трагедий. За юношей, который отверг домогания Деметрия, тот устроил настоящую охоту и в конце концов подстерёг в бане. Оказавшийся в ловушке, молодой человек бросился в чан с кипятком и умер от ожогов. Полководец откупился подарками.
Деметрий открыто потешался над угодливостью афинян, Эпикуру иногда казалось, что царь хочет определить предел, которого может достигнуть человеческая лесть. Или просто власть вскружила ему голову? Он назначил налог, который собирался с неукоснительной строгостью. Когда средства были собраны и члены Совета объявили об этом Деметрию, он позвал Ламию и велел им отдать деньги ей, чтобы они и другие афинские гетеры потратили их на духи и румяна.
Но дней десять назад случилось нечто посерьёзнее. Один из любовников Деметрия, Клеэнет, выпросил у царя письмо с просьбой отменить крупный штраф, наложенный на его отца за растрату. Письмо оказало действие, штраф отменили, но Демохар провёл закон, запрещающий гражданам приносить в Совет или Экклесию письма Деметрия. Узнав об этом, Деметрий вспылил и сказал, что считает постановление Демохара оскорбительным. Закон отменили, зато по предложению Стратокла был принят другой: «Афинский народ постановляет, — всё, что ни повелит царь Деметрий, да будет непорочно в глазах богов и справедливо в глазах людей». Когда Стратокл прочёл эти слова, кто-то сказал, что он сумасшедший, на что Демохар невесело заметил, что в Афинах не безумцами остались только помешанные. После долгих споров сторонники Стратокла добились изгнания Демохара и ещё полусотни граждан из числа голосовавших за его предложение.
Такова была цена мирной жизни.
В конце дня Эпикур стоял, прислонясь к столбу завитого виноградом навеса, с которого свешивались сочные полупрозрачные гроздья, и диктовал письмо Менекею, главе кротонской общины эпикурейцев. Его слова записывала Леонтия, которая, как никто другой, овладела искусством скорописи. Её годовалый сын, Эпикур-малыш или просто Малыш, голенький, сосредоточенно топал туда и обратно вокруг матери, широко ставя ножки и цепляясь ручонками за край её скамейки. Иногда он садился на песок отдохнуть, но тут же снова поднимался, чтобы продолжить ходьбу. В «Саду» было пусто. Некоторые ученики не вернулись с прогулки, другие пошли размяться в гимнасий. Только недавно поженившиеся Идоменей и Батида сидели неподалёку напротив друг друга и, положив на колени разграфлённую доску, развлекались египетской игрой «загоню в воду».
— ...Стало быть, — неторопливо, чтобы Леонтия могла за ним поспеть, говорил Эпикур, — надо подумать о том, что составляет человеческое счастье. Ведь, когда оно у нас есть, то всё у нас есть, а когда его нет, мы на всё идём, чтобы его заполучить. Так вот, основное начало хорошей жизни — это освобождение от страхов.
Привыкай думать, что смерть для нас — ничто: ведь всё, и хорошее и дурное, заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений. Большинство людей то бегут от смерти как величайшего из зол, то жаждут её как отдохновения от зол жизни. А мудрец не уклоняется от жизни и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не-жизнь не кажется злом.