Семья Берг

Но откуда и как появились вообще евреи в России? В 933 году, еще при князе Игоре, в Киеве уже жили первые евреи. В 1037 году там, рядом со знаменитыми Золотыми воротами города, были построены так называемые Жидовские ворота, примыкавшие к еврейскому кварталу. Слово «жид» означало «еврей» и не носило ругательного оттенка. Но в 1113 году произошел первый погром и число евреев сразу резко уменьшилось. В XIII–XVIII веках еврейская община росла в Польше, с XVI века она стала расселяться по Украине, Белоруссии и Литве. Иван Грозный был настроен против евреев, но уже в эпоху Лжедмитриев они пришли в Москву вместе с поляками. При царе Алексее Романове, отце Петра Первого, в конце 1600-х годов, евреи все чаще бывали в Москве по торговым делам, некоторые в ней оседали.

А.С. Пушкин описал в «Истории Петра» попытку единовременного переселения большой массы евреев на русскую землю. В 1697 году, во время посещения двадцатипятилетним Петром Первым Амстердама, там проживала большая колония евреев, предки которых были изгнаны из Испании и Португалии два века назад. В Голландии они жили благополучно, занимались торговлей и ремеслами, голландцы относились к ним дружески. Любознательный Петр осматривал их большую синагогу (которая стоит до сих пор) и даже присутствовал на обряде обрезания младенца.

Далее Пушкин написал: «В Амстердаме государь часто беседовал с бургомистром Витсеном, который и посвятил ему изданную им географическую каргу северо-восточной Татарии. Витсен однажды просил амстердамским жидам позволения селиться в России и заводить там свою торговлю. „Друг мой Витсен“, — отвечал государь, — „ты знаешь своих жидов, а я своих русских; твои не уживутся с моими; русский обманет всякого жида“».

Петр отказал евреям в поселении, но это не значит, что при нем, а потом и сразу после него в России совсем не было евреев. Но, поселившись в ней, они не имели никаких прав на свою религию и традиции. Крещеный еврей Петр Шафиров был при Петре вице-канцлером и министром финансов и почт, работали с Петром Абрам и Исаак Веселовские, Антон Девьер был первым генерал-полицмейстером Петербурга, а богатого купца Мейера сам Петр так уважал, что приказывал ставить для него стул в Сенате. Петр говорил: «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью».

Через пятьдесят лет после смерти Петра, в 1772 году, императрица Екатерина II, победив Польшу, присоединила к России ее восточную часть с Литвой и получила в подданство более ста тысяч евреев. Сразу после присоединения Польши к России она обложила евреев высокими налогами и ее указом была создана «черта оседлости». При втором и третьем разделах Польши в 1793 и 1795 годах Россия таким же образом получила еще почти один миллион евреев. С тех пор вся жизнь евреев на русской земле была полна бедности, горя и унижений. Но все же у них было их знаменитое терпение и хватало энергии на выживание, увеличение рождаемости и даже на постепенную миграцию вглубь России.

В начале XX века черносотенцы, наиболее реакционная «черная сотня» русского дворянского офицерства, обеспокоенные новыми либеральными течениями с участием евреев, бросили лозунг «Бей жидов, спасай Россию!». Ненависть к евреям вызвала погромы на юге России, на Украине, в Литве и Белоруссии, они прогремели на весь мир — на евреях срывали злобу и непонимание происходивших перемен.

Но евреи уже не были самой забитой прослойкой населения. Некоторые из них смогли получить образование и присоединиться к среднему классу и интеллигенции — стали врачами, юристами, журналистами. Евреи-врачи были в России с 1860-х годов, а военные врачи-евреи — с 1865 года. Основателем российской терапии был профессор А. Захарьин, еврей, он лечил императора Александра III, хотя тот евреев не любил. С 1860-х годов появились на государственной службе евреи-юристы. Евреи выдвинули из своей среды выдающихся русских журналистов: Петра Смоленского (1842–1885) и Альберта Гаркави (1835–1919). Образованные евреи организовали в Минске партию «Бунд», самую первую в России революционную партию. Так в революции произошло слияние интересов русского и еврейского народов.

В среде русского населения всегда присутствовали настороженность и непонимание в отношении евреев, а зачастую — и ярко выраженный антисемитизм. Но в культурном подвиге русского купца Павла Третьякова и русского капиталиста Саввы Мамонтова отразилась подлинная способность русского человека понять и оценить великое и прогрессивное, невзирая на традиционное недоверие и нелюбовь к евреям.

Третьяков первым заметил талант Левитана и купил на ученической выставке первые его работы. Этим он поддержал художника материально и в то же время сделал его имя известным — если работу художника покупал сам Третьяков, на него сразу смотрели как на мастера. Он следил за творчеством Антокольского и Левитана и приобретал их произведения часто даже до того, как они появлялись на выставках, еще на дому. При жизни Третьякова художники работали, а он оплачивал их труд.

Третьяков помогал молодым художникам советами и деньгами, вносил за неимущих плату за обучение в Художественном училище. Он умел делать это деликатно и незаметно, чтобы не страдало ничье самолюбие.

Савва Мамонтов, разносторонне одаренный человек, сын бывшего крепостного крестьянина, сам был неплохим художником и скульптором, неплохо пел, учился пению в Италии, был артистом, поэтом, драматургом, режиссером. Душа нараспашку и бурная натура — веселый, говорливый, увлекающийся человек.

Русский дворянин-интеллигент Владимир Стасов был самым горячим поклонником Антокольского и помогал ему на ранней стадии формирования его таланта. Особенно любил Стасов скульптуру Антокольского «Иван Грозный».

Чтобы понять композицию «Ивана Грозного», его надо рассматривать по сантиметрам — фигуру в полный рост, в длинной одежде со множеством складок, ниспадающих до пола; сложный трон с барельефами в виде чудовищ, в которых верили в то время; меховую шубу, на которой царь сидит; книгу на его коленях и высокий жезл сбоку. Надо всмотреться в опущенное лицо царя — глаза полускрыты нависающими насупленным и бровями; если смотреть немного снизу, видны застывшие на одной точке зрачки: в них сосредоточена холодная, недобрая мысль. Под глазами — стариковские мешки, на щеках — глубоко прорезанные складки усов, над взлохмаченной бородой — слегка выпяченная нижняя губа. Все это придает фигуре грозный, сосредоточенно-мрачный и решительный вид. В самой его позе на троне — сколько чувствуется беспокойного напряжения… Это напряжение особенно заметно в кисти правой руки, судорожно вцепившейся в ручку трона. И как точно этот образ выражает историческую сущность того, что мы знаем о грозном царе. Если смотреть на Ивана, не двигаясь, минуту, две минуты, может показаться, что мраморный царь дышит. Какое надо было иметь мастерство, чтобы так оживить камень! Но главное — какую надо было иметь глубину проникновения в сложный исторический образ! Ведь эта скульптура одна говорит об Иване Грозном больше, чем десятки написанных книг. Такая скульптура — это и история России, это и символ, выражающий громадную культуру создателя.

Скульптура Петра Первого представлена совсем по-другому: Петр свободно стоит на ветру, ветер играет шарфом, повязанным вокруг пояса, развевает его волосы. Он весь устремлен вперед. Наверное, этот момент выражает строки из поэмы Пушкина «Медный всадник»: «На берегу пустынных волн / Стоял он, дум великих полн, / И вдаль глядел…» — царь пристально смотрит вдаль, как бы обозревает пространство, слегка приподняв голову. В гордой выпрямленной фигуре гиганта чувствуются решительность и устремленность вперед. Он явно смотрит в будущее, в будущее своей России. Какую глубину проникновения в исторический образ должен был иметь малообразованный еврей Антокольский!

Если разбирать пейзажные полотна Левитана, то первым делом надо подчеркнуть, как глубоко они передают сам извечно грустный характер русской природы. Одно дело художнику написать пейзаж — это, конечно, требует мастерства, но другое дело — вложить в него настроение и даже суметь отразить характер страны. Это требует от художника осознания своей принадлежности к той стране, уголок которой он изобразил на полотне. Картины Левитана — это сама жизнь России.