Каин: Антигерой или герой нашего времени? (СИ)

— Буде, Васька, пока я тебе в рот кляп не вбил. Буде! И благодари Бога, что в гостинице мы пока одни. С сей минуты мы вновь степенные торговые люди. О блатных словечках забыть.

Глянул на угнетенного, снулого Легата.

— Не горюй. Настоящие воры пропасть друг другу не дадут. Я примерно знаю, сколько у каждого имеется денег, ибо велел вам взять в Варнавино по сто рублей. Деньги немалые. Нас — пятеро, а посему прошу каждого выделить Легату пятую часть казны. Надеюсь так будет справедливо. Мы же восполним недостающую долю. Слово Каина!

Споров не возникло, даже Зуб первым потянулся к своей мошне, что лишний раз убедило атамана в правоте своего предположения.

«Ишь каким добрячком прикинулся. Чист-де как стеклышко. В другой раз полушки не допросишься. Хитер: сто рублей у него, почитай, удвоятся, вот первым и ринулся на радостях к своей казне. Но все же, Зуб, я выведу тебя на чистую воду, и тогда головы тебе не сносить».

Каин пошел в свою комнату. Легат проводил его счастливыми глазами, ибо Иван отдал ему четвертую часть свого добра.

Глава 21

Вторая встреча

Несколько дней провел Каин в Гостином дворе, и когда убедился, что братва успокоилась и вновь превратилась в «торговых людей», он вновь, предупредив Кувая, подался в деревню Богородское. Причину своего отъезда растолковал так:

— Деревня стоит весьма на дивном месте, и мужики там занятно живут, кое каким промыслом занимаются. Может, кое-что и нам сгодится. Надо же нам, коль торгашами прикинулись, что-нибудь закупить, дабы подозрения отвести. А коль пропаду денька на три, не тревожьтесь. Ты же, Роман Кувай, остаешься за меня. Держи братву в руках, особо пригляни за Васькой. Думаю, что он постарается перепрятать свой клад. В случае беды, немедля мчись ко мне в Богородское.

Иван ехал в деревню на кауром коне, которого закупил на варнавинском торгу. Конь попался удачным — легким, быстроногим, не знавшим пахотной сохи. Ехал с разноречивыми мыслями:

«Зачем, какая сила толкнула меня в деревню? Мужики с их немудрящим промыслом? Разумеется, нет. Бесхитростный Гурьян? Тоже нет. Красоты взгорья с Ветлугой и озером Сомовик? Конечно, они настолько заманчивы, что на них хочется любоваться бесконечно, и все же надо признаться честно: все, что он перечислил, уходило на задний план, ибо Ивану вновь захотелось увидеть девушку Глашу, с ее открытым сердцем и ее удивительно девственными зелеными глазами, которые наполнены такой беспредельною чистотой, что кажется они принадлежат самому ангелу.

Господи! А надо ли тебе Каин еще раз встречаться с Глашей, тебе, со своей давно загрубевшей душой? Надо ли?.. Вторая встреча может и не состояться. Гурьян не такой уж простофиля, чтобы не догадаться о причине появления в его избе московского купца. Он-то сразу поймет, что купец вознамерился захороводить его дочь, чтобы довести ее до прелюбов, а затем бросит обесчещенную и убитую горем.

Каин замедлил ход Каурки. Хотел бы ты, Иван этого?.. Да, хотел! Понаслаждаться прекрасным, соблазнительным, юным телом — уж так заманчиво, что вряд ли бы нашелся мужчина, который бы отказался от обольстительной девушки. И если ты, Каин, едешь за этим, то ты добавишь к своим недостойным поступкам, пожалуй, самый прескверный из них, ибо ты растопчешь саму чистоту, и будешь проклят всей деревней.

Иван свернул коня в лес, пружинисто спрыгнул с него наземь и сел под белоногой березой, с уже вплетенными в малахитовую листву первыми золотыми прядями.

Что же побудило его остановиться? Его, которого не сдерживала никакая преграда. А тут — впору назад возвращаться, и всё из-за какой-то деревенской девчушки.

Братва бы на смех подняла: атаман-то наш заробел, деревенской марухи перепугался. То-то бы хохот поднялся.

Нет, братва, шалишь. Дело совсем в другом, здесь робость не при чем. А все дело в том, что ему не следует влюбляться в эту девушку, ибо на нем слишком много грязи, коя висит многопудовыми веригами. Он не станет с Глашей встречаться и напрочь забудет ее, как падающую звездочку в ночном небе, которая на миг ярко сверкнет и так же стремительно исчезнет в черной бесконечной мгле.

— Ну что, Каурка, возвращаемся?

Конь фыркнул, переступил тонкими ногами и вопрошающе глянул на хозяина фиолетовыми глазами, как бы спрашивая: зачем дорогу торили?

— Зачем? — вслух отвечал Каин. — Нельзя нам, Каурка, невинную душу губить. Пусть аленький цветок не будет нами растоптан. Пусть проживет свою жизнь. Какую? То одному Богу известно.

Каин опять пружинисто взметнул в седло, выехал на дорогу и, сам того не ожидая, повернул в сторону Богородского.

«К Гордейке заходить не буду. Взойду на взгорье, полюбуюсь в последний раз сказочными далями, а затем вернусь в Варнавино».

На душе Ивана, как никогда стало так легко, словно он освободился от какой-то тягостной ноши, а еще потому, что, пожалуй впервые, преступил через самого себя, не захотев запятнать милую девушку. Ах, Дед, Дед, не зря легли на душу твои мудрые пересуды.

У подножия взгорья он привязал к дереву коня и, по знакомой уже тропинке, начал подниматься в гору. Август нынче выдался теплый, а посему Иван был без купеческой шапки и облачен в одну в белую ситцевую рубаху, подпоясанную рудо-желтым кушаком и светло-коричневого цвета штаны, заправленные в сапоги. Взять ни взять — простолюдин. Правда, сапоги все же говорили, что человек он не бедный, ибо они были выделаны из юфти, мягкой дорогой кожи, в которые деревенские мужики никогда не обувались.

Все ближе и ближе вершина взгорья. Лохматые ветви сосен слегка цеплялись за Ивана, порой приходилось их откидывать, но он не спешил на маковку горы, стараясь подольше сохранить в памяти и эту узенькую тропинку, усеянную опавшей хвоей, и сами деревья, среди которых попадались и березы, как бы в насмешку патлатым елям и соснам, удивляя лес своей изящной стройностью и изумрудной листвой.

А вот и вершина… Но что это? У молоденькой березки стояла в алом сарафане русоголовая девушка с вьющимися волосами, перехваченными рдяным налобником [151].

Иван застыл на месте. Боже мой! Да это же Глаша! Она стоит к нему боком, прислонившись к березке, и о чем-то раздумывает, не глядя на заречные дали.

У Ивана захолонуло сердце. Он явно не ожидал увидеть здесь Глаши, и теперь не знал, что ему делать. Ведь еще несколько минут назад, он не захотел встречаться с девушкой, и вдруг она здесь, буквально в пяти шагах. Не лучше ли тихо уйти, иначе встреча с Глашей может принести непредсказуемые последствия. И Иван уже собрался осторожно удалиться, но девушка, словно почувствовав его, повернула к нему свое лицо.

— Я так и знала… я так и знала, что вы сегодня придете на взгорье, — обрадовано и взволнованно произнесла она.

Иван подошел к девушке, поздоровался, а затем спросил:

— Знала?

— Еще ночью я … Я не спала и вдруг увидела вас, Василий Егорович, как вы ехали на коне, а затем стали подниматься на взгорье. Не верите?

— Верю, Глаша. И ты решила меня встретить?

— Да я…

Лицо девушки вспыхнуло алым румянцем.

— Да я…Я сюда каждый день теперь прихожу.

— Каждый день? Но зачем?

Девушка совершенно не умела врать, а посему, смотря прямо в глаза Ивану, честно призналась:

— Запали вы в мое сердечко, Василий Егорович…Простите меня, ради Бога!

Иван утонул в ее широко распахнутых лучистых и нежных глазах, и теплая волна, казалось, захлестнуло его сердце.

«Она влюблена. Это хорошо и плохо: он может не сдержать себя и тогда…»

— Да за что же тебя прощать, Глаша?

— Ну, как же? Разве вы сами не ведаете, что простая девушка из деревушки даже во сне не может о богатом московском купце грезить.

— Чепуха все это, милая Глаша. Не только купец, но и дворянин может выбрать себе суженую даже из крестьянок.

— Правда?

«Господи! Ее глаза могут свести с ума. Как хочется обнять и страстно поцеловать эту чудесную девушку, но он должен задавить в себе свою похоть. Обязательно задавить, ради спасения Глаши».