Битва железных канцлеров

ии повидался с Францем-Иосифом в местечке Виллафранке, и там они состряпали перемирие. В этом было что-то предательское. Французские генералы бросали в футляры свои сабли, говоря с возмущением:

- Император сделал из нас посмешище... Ради чего мы дважды побеждали и проливали кровь французских солдат?

Европа сочла, что вид людских страданий был невыносим для взоров Наполеона III и Франца-Иосифа, посему они и пошли на мировую. Но в основе мира таились иные причины, которые из Виллафранке перекочевали в кабинеты Берлина и Петербурга.

Дело освобождения Италии народ Италии из рук королей брал в свои руки, и это устрашило монархов, готовых простить друг другу прежние обиды, лишь бы не было новой революции в Европе... В самый разгар боев за Ломбардию князю Горчакову пришлось сдерживать furor teutonicus Берлина. Принц-регент Вильгельм не мог стерпеть, что итальянцы, словно играючи, покатили прочь из Италии короны герцогов Тосканы, Модена, Болоньи и Пармы. Пруссия, забыв давние распри с Веной, подняла армию по тревоге и двинула ее к Рейну, - только перемирие в Виллафранке спасло Францию от войны на два фронта... Горчаков упрекнул Бисмарка за пробуждение в пруссаках тевтонского национализма. Бисмарк огорченно ответил:

- Наши берлинские тугодумы не могут понять, что сейчас Пьемонт делает в Италии то самое дело, какое вскорости предстоит и в нашей Пруссии в германском мире.

Александр II, боясь, как бы пожар из Италии не перекинулся в Польшу, тоже готов был союзничать с Австрией.

- Подумайте, господа! - судачил он. - Герцогиня Мария Пармская, милейшее существо, вынуждена бежать от своих голодранцев. Мало того, эти пармезане еще устроили народный плебисцит и путем варварского голосования постановили, чтобы она больше не возвращалась в свои владения... Вот как все стало просто: проголосовали - и до свиданья!

Бисмарк с присущим ему цинизмом заметил, что отбытие герцогини Пармской вряд ли испортит вкус пармезанского сыра. Александр II в эти дни пошел на поводу прусского принца-регента, который в письмах поучал племянника: мол, во всех безобразиях Европы повинен Наполеон III, известный "заговорщик и карбонарий". Горчаков вклинивался в семейную переписку. "Лично вам, доказывал он царю, - позволительно жить в разладе с Тюильри, но России невыгодно ссориться с Францией; нельзя же строить политику на советах из Потсдама!" Объяснение с царем получилось слишком бурное, после чего Горчаков.., пропал. Тютчев с трудом отыскал его на задворках Павловска, где министр скрывался на захламленной даче Надин Акинфовой, своей внучатной племянницы; здесь, в тенистой тиши, князь затаился от проклятых "принципов легитимизма", а его племянница - от мужа, которому она изменяла с уланами.

- Я ничего не желаю знать, - закричал министр, завидев поэта, - я плюю на всякую политику.., ну ее к чертовой матери! Европа может забыть, что был такой князь Горчаков...

Вдоль забора росли широченные лопухи и высокая крапива. Придерживая вороха раздуваемых ветром юбок,