Золотой век

Навстречу им кой-где высылались слабые отряды, происходили стычки, которые всегда кончались в пользу мятежников.

Казанский губернатор занят был приготовлениями к обороне города, да к тому же он и не знал про шайку Чики, которая беспрепятственно и подошла к усадьбе князя Полянского.

LXII

Старик Егор Ястреб и дворовые, находившиеся в княжеской усадьбе, не подозревали, что грозная туча готова была на них обрушиться, хотя в усадьбе и знали, что невдалеке бродит всякий сброд, составлявший отдельные шайки, этот сброд нападает на усадьбы и уводит с собою из сел и деревень мужиков.

Но Егор Ястреб и находившиеся у него в подчинении дворовые не особенно боялись этого: во-первых, они думали, разбойники не дерзнут напасть на усадьбу князя, так как она расположена невдалеке от города, в котором находится войско; а еще потому, что сама усадьба почти неприступна, по причине своих высоких каменных стен и железных ворот.

Но все-таки Егор Ястреб принял некоторые меры предосторожности: он перевел человек двадцать здоровых мужиков и парней из села Егорьевского в усадьбу, вооружив их ружьями, пиками, топорами и вилами. Приказчик уверен был в благонадежности этих мужиков. Ворота и днем и ночью постоянно находились на запоре.

На сторожевой башне, находившейся у стены, сторожевые днем и ночью зорко смотрели на дорогу, не появились бы какие-либо незваные, непрошеные гости.

Однажды, перед рассветом, на сторожевой башне дремал молодой парень Игнатка. Он, чтобы прогнать свою дремоту, мурлыкал какую-то песню и таращил глаза на дорогу, которая ведет из села в барскую усадьбу.

Вот ясно слышатся ему отдаленные крики, голоса, конский топот, и, наконец, ружейные выстрелы, но их было немного. Вскоре наступила опять тишина.

— Что это такоеча? Кто-то палит. Уж не лиходеи ли?.. Да не-е!.. Может, заезжие охотники охотятся в лесу да в болоте. Лиходеи к нам не пойдут, потому взять с нас нечего: ведь лбом каменную стену не прошибешь! — так вслух рассуждал Игнатка, прислушиваясь к отдаленным выстрелам и крикам. Но то и другое, как уже сказали, вскоре замолкло. Наступила опять тишина, прерываемая только пением птиц, которые приветствовали наступающее ясное, летнее утро.

— Ишь как заливается птаха Божья! Старые люди говорят, что эти Божьи птахи Христа славят. Мы теперича, значит, поутру Богу молиться, а птица нет… этим она, вишь, Христа славит. Эх, а сон меня так и морит… уж очень перед утром разморило. Кажись, так бы и растянулся, да приказчик зол — плетью отхлестает: недаром Ястребом прозывается; так, старый дьявол и налетит на тебя, ровно ястреб на птицу. Эх, ты, жизнь! Люди добрые теперь вставать хотят, а я всю ночь не спал; сменюсь — в избу, да и спать! Какого лешего здесь торчать-то! Постой-ка, вон какой-то мужичонка бредет, прямехонько к башне… Чего ему надо?.. Ишь спешит!.. Что это у него в руках-то?.. Никак пика?.. Так и есть! Ишь, размахивает ей! Что ему надо? Батюшки!.. Отцы мои родные!.. Да никак это беглый Демьянка!.. Так и есть… по бороде и носу его узнал. Ишь ты вырядился: кафтанище и шапку казацкую надел! Ну, чудо! Зачем только?

Так рассуждал Игнатка, увидевши подошедшего к башне егорьевского мужика Демьяна. Он был послан Чикою разведать, что делается в усадьбе, а если удастся, то и поговорить о сдаче этой усадьбы передовому войску «амператора Петра Федоровича.»

Демьян тоже сразу узнал Игнатку.

— Игнатка! Ты ли? — тихо позвал его Демьян.

— Знамо я, а то кто же?

— Зачем ты на башню-то забрался?

— Для дозора.

— Для какого дозора?

— Чтобы, значит, тайком к усадьбе разбойники не подошли. А ты как это, Демьянка, попал сюда? Ведь ты в бегах находился?

— Я с воинством пришел! — таинственно отвечал Демьян.

— С каким таким воинством?

— А с царским.

— Да нешто ты в солдаты поступил?

— Я ахвицер!.. А то в солдаты!

— Демьянка!.. Да ты рехнулся!.. Ахвицерского-то на тебе что-то ничего не видать!

— Потому что я не «при параде», вот и не видать. Меня сам ампиратор жалует.

— Какой такой ампиратор?

— А Петра Федорыч-то!

— Ну, брат Демьянка, такого я не знаю: у нас царит матушка-государыня Екатерина Алексеевна.

— А Петра Федорыч — ейный муж…

— Ври больше!.. Того, чай, давно схоронили.

— Нет, Игнашка, похоронили другого, а наш-то батюшка-царь здравствует. Вот с его воинством-то и пришел я, его самый главнейший енарал здесь.

— Неужели?.. Да ты врешь, Демьянка!

— Чего врать-то?.. Осина!.. Енаралово войско в селе.

— Зачем же вы пришли-то?

— Затем, чтобы волю, значит, вам объявить; теперича, значит, наш батюшка-царь всем нам мужикам волю объявляет.

— Неужели волю?

— А то что же? Знамо, волю; теперича енарал, что прислал сюда царь-государь, усадьбу княжескую возьмет, всех мужиков на волю выпустит и все княжеское добро разделит меж ими поровну; знамо и себе малую толику оставит.

— Неужли? — удивился и обрадовался Игнашка.

— Врать не стану. А ты, Игнашка, помоги нам.

— Что ж, я не прочь, только как?

— Пусти нас на двор.

— Ишь выдумал!.. Ах, ты, шут гороховый! Когда ворота-то на замке, а ключ у приказчика, как же я вас впущу?

— А сколько вас в усадьбе-то? — спросил у Игнатки Демьян.

— Человек сорок, а то и поболе.

— Ишь ты! Значит, сила. А ты вот что, Игнатка, дворовых-то поуговори, чтобы против царя-то они не шли, а отворили б ворота и честь-честью царского енарала встретили, и всем вам будет от енарала большая награда. А если по доброй воле царского енарала с войском не встретите, то енарал озлобится и всех вас прикажет предать злой смерти; ведь в нашем войске пушка есть, братец ты мой. Прикажет енарал из нее по вас палить — тут вам всем и смерть! — погрозил Демьян.

— Неужели пушка есть? — с испугом переспросил у него Игнатка.

— Большущая, запалят в нее — инда земля задрожит.

— Ох! Вот когда она беда-то пришла, батюшки, отцы мои, что ж нам делать-то? — заохал Игнатка.

— Говорю вам, отворяйте ворота и с честью встречайте царского енарала.

— И отперли бы, да ключи у Ястреба.

— Возьмите.

— Как их возьмешь, когда он, ирод, их с собою носит.

— Эх вы, дурачье, дурачье!.. Вас много, а он-то один: скрутите его, проклятого, и вся недолга; не вы, а он теперь в вашей власти-то находится, а заартачится — пришибите, — невозмутимо посоветовал мужик Демьян Игнатке.

— И то, и то, — обрадовался тот.

— Ты тут с кем растобариваешь, а? — кладя руку на плечо Игнатки, быстро и злобно спросил у него Егор Ястреб.

Он вставал ночью и обходил дозором около стен усадьбы, также взбирался на сторожевую башню и смотрел на дорогу — не видать ли появившихся лиходеев.

Егор Ястреб, проходя около стены, где находится башня, услыхал разговор сторожа Игнатки с мужиком Демьяном и накрыл их.

На Игнатку нашел столбняк от неожиданности и испуга, а Демьянка, увидя в башне грозного приказчика, пустился было со всех ног бежать, но меткая пуля, пущенная ему вслед приказчиком из пистолета, догнала его, и Демьян со стоном рухнул на землю.

— А, проклятый! Подкопы под меня думал строить! Так вот же тебе, собака! Ну, теперь, паренек с тобой поговорим. Как же это ты?.. Предать задумал княжью усадьбу и всех нас в руки злодеев? С Иудой предателем в сделку вошел!.. Рассказнить тебя за это мало.

— Прости!.. Помилуй!

И Игнатка повалился в ноги перед грозным приказчиком.

— Предателю нет пощады: под плетьми издохнешь!

— Да чем же я-то виновен, чем?.. Ведь Демьянку я не звал, сам он пришел смущать меня, — оправдывался Игнатка.

— А зачем в согласие с ним хотел вступить? Ну, да ладно, так и быть; по твоему тупоумию эту вину прощаю тебе, только гляди, Игнатка, что говорил с тобой Демьянка, никому ни единого слова не моги передать, и сам ты не верь его болтовне, не верь воровским посулам, а веруй в правду и служи нашему князю и другим дворовым нашим так же скажи. А злодеи, что вздумали взять княжью усадьбу, нам не страшны: мы сумеем дать им отпор. А теперь ступай, возьми с собой какого-нибудь дворового мужика и потихоньку втащите во двор Демьянку; он не убит, а только ранен: метил я ему не в голову, а в ноги. Да гляди, Игнатка, не думай бежать к лиходеям, что на селе у нас: пуля и тебя так же догонит, как догнала она Демьяна, — уже совершенно спокойным голосом проговорил Егор Ястреб.