Баши-Ачук

— Да простит им бог, да не взыщет господь с нашего царя за грехи его предков! А если и взыщет, да не падет гнев божий на царство Теймураза! — произнес юноша с горечью и обнажил голову.

— Аминь! — воскликнул старик, простирая руки к небу.

А в то самое время, когда вельможа и его сын порицали царя, сидя у камина, Теймураз в самом деле сидел запершись в своих покоях и пребывал в тяжелом раздумье; но мысли его были далеко от Руставели.

Перед Теймуразом лежали два письма: одно с севера, другое с востока. [10] Первое — любезное, ласковое, обнадеживающее — радовало сердце; другое — полное угроз и попреков — сокрушало его.

«Теймураз-хан! — писал шах Аббас I. — Стало мне ведомо, что ты пошел по следам деда своего и хочешь, мне во зло, привести к моим воротам тех, что обитают по ту сторону гор; но пойми: твое же царство послужит им путем и мостом, прежде чем они достигнут моих пределов. Удивляюсь тебе! Как же случилось, что ты, росший со много как брат, вдруг потерял разум? Наш издревле установленный братский союз оставался доселе нерушимым; ради чего же разрывать его сейчас? Правда, твое маленькое царство живет под сенью моего великого имени, но ведь на деле вы независимы, никто не попирает ни вашей веры, ни вашего языка, ни ваших обычаев и порядков. Правда, вы подвластны Персии, но и это вам на благо. Если б вы не находились под нашим покровительством, кто знает — сколько раз доныне разорили бы вас османы; теперь же, из страха и трепета перед нами, турецкий султан не смеет вас тронуть. Может быть, ты еще заведешь речь насчет дани? Но стоит ли говорить о шестидесяти красивых девушках, когда вы взамен получаете от нас тысячи туманов и сверх того халат? Теймураз-хан! Выкинь из сердца это гибельное для нас обоих стремление, иначе, клянусь головой, не уйти от моего справедливого гнева ни тебе, ни твоему царству!»

Прочитав это письмо, Теймураз поник головой и тяжко задумался. Наконец, он очнулся как бы от толчка, выпрямился и вскрикнул;

— Нет, нет! Довольно… Тут порукой верности — пророк, [11] там — крест и евангелие! Покориться ему, не внять парю, значит изменить своей вере! Надо решать бесповоротно… Будь что будет! Но ведь маленькая Кахети — часть великой Грузии, а Грузия досталась в удел богородице, и матерь божья не покинет свой удел на произвол судьбы! Грешно сомневаться! Недостойно христианской страны сносить безропотно гордыню неверных: преходящие бедствия, временные испытания не властны сломить сердце верующего! Испытания только закаляют человека. Разве господь бог не вверг избранный им израильский народ в рабство Египту? И он же вывел его в землю обетованную и возвел на царский престол Давида, предка моего. Царство его пребывало бы и поныне нерушимым, если б они признали Христа сыном божиим и не отступились от него. Прочь, прочь сомнения! Верую и исповедую, что будущее принадлежит христианству! Сегодня же соберу совет, чтоб послать и царю и шаху достойный ответ, о господи, во имя твое! Не остави нас! — Теймураз устремил взгляд на икону и перекрестился.

В тот же день совет, — никто почти не возражал, — решил порвать союз с Персией и примкнуть к северу.

Глава пятая

Шах Аббас впал в ярость, вторгся в Кахети и предал ее огню и мечу; он обратил в развалины города и крепости, опустошил и разорил селения, разрушил и осквернил церкви. Погибли все, кто не успел бежать в горы. И не было никому пощады, и потоками лилась кровь. Бедствия, постигшие Грузию, превзошли все, что пришлось пережить стране даже во времена Тимур Ленга…

Свирепый шах угнал в Персию десятки тысяч грузин, а вместо них переселил в Кахети туркменские кочевые племена; их станы тянулись по обоим берегам Алазани.

Весь мусульманский мир поздравлял «иранского льва» с победой, но сам «лев», шах Аббас, не знал покоя. «Такая победа не лучше поражения! — думал он. — Вот когда я почувствовал свое бессилие. Против одного грузина я бросал десять своих воинов, против десяти — сотню, и все-таки не мог их одолеть! Лучшие мои силы истаяли, завоевывая Кахети, а ведь она лишь малая часть Грузии! Как же мне захватить всю страну? А если я не покорю — потеряю и Персию. Грузия — путь и мост между Востоком и Западом, срединные ворота между ними. И если я не захвачу эту маленькую страну, как будет существовать без нее мое великое царство? Как ни велика крепость, но если она лишена защиты, она раньше или позже падет и будет разрушена! Нет, Грузия — тот «камень счастья», [12] которым должна была владеть Персия. Должна владеть?! Хм!.. Легко сказать! Что поделаешь с народом, в сердце которого слились воедино вера в богу и любовь к родине; он до глубины души проникся этой своей верой, дух для него дороже плоти.

Великий среди великих Тимур Ленг только здесь и почувствовал свою хромоту, споткнувшись об этот «краеугольный камень мира». А что, если «иранскому льву» тоже придется поджать хвост? Опасен народ, дух которого витает высоко, а закаленное тело подобно кремню. Сначала нужно расслабить его тело и растлить его дух, и только после этого думать о том, как сломить его сопротивление. Да, да, там, где в иных случаях не пригоден топор, прекрасно справляется пила, там, где бессильна львиная лапа, выручит лисий хвосте.

Так решил могущественный шах и вместо открытого воинственного насилия прибег к лицемерию и вероломству. С этого дня, затаив гнев и притворившись милостивцем, шах обрек разоренную им страну на тайное мучительство. Яркие лучи, бьющие прямо в лицо, ослепляют человека, и он перестает видеть вещи в их настоящем обличье… Шах своими щедрыми милостями ослепил Кахети. Желудок осилил сердце, голос плоти заглушил дух. И мало-помалу страна очутилась в западне. Новая политика быстро дала плоды. Не напрасно персы, следуя ей, лаской привлекали к себе руководящие круги грузинского народа. Грузины заняли при дворе шаха Аббаса высшие должности и, легко богатея, предались праздности и чувственным утехам.

Тут не нужны были ни ум, ни Знания, ни какие-либо другие человеческие качества. Для того чтобы возвыситься при шахе, достаточно было, предав родину, безраздельно служить Персии. Тот, кто неизменно помнил, что он грузин, не мог рассчитывать на успех, — его угнетали и принижали, будь он даже герой из героев.

Шах Аббас видел все это и посмеивался в душе: «иранский лев» даже своим преемникам завещал придерживаться и впредь той же политики, — вот почему не прошло и столетия, как Восточная Грузия наполовину омусульманилась: грузины переняли обычаи, нравы, веру и законы персов! В грузине уже никто бы не узнал грузина, даже язык подвергся искажению, а в знатных семьях стыдились разговаривать по-грузински. Правосудие совершалось на чуждом народу языке, даже службы и песнопения в церквах зазвучали как-то по-иному. Вместо архипастырей появились ахунди, священников и судей заменили муллами и кадиями. Все это так развратило людей, что грузин сам доносил на грузина. И в конце концов народ обессилел и пал до того, что и персы с презрением и хулой отзывались о некогда прославленной Грузии. Таким образом, во времена шаха Аббаса персам уже не приходилось хитрить и лукавить с Кахети, и в обессиленной жестоким игом стране они стали снова открыто чинить насилия.

Обманутая мелкими, вроде птичьей приманки, подачками, ослепленная шахскими милостями и лаской, страна поняла, что попала в кабалу- Но, чувствуя свое бессилие, народ не смел поднять голос. «Лучше хоть один вол, чем ни одного», — утешали себя люди и сами подставляли шею под ярмо.

Вельможи, которые раньше пренебрегали высшими придворными должностями амилахвара, амирэджиба, зшикага-баша и амирбара, теперь почитали за счастье служить хотя бы простыми чапарами. [13]