Драгоценнее многих

ллегас – придворный поэт. Как и Андрей он был завещан Филиппу Карлом. Губы Виллегаса беззвучно шевелились, должно быть, он выискивал рифмы для новой поэмы или подбирал изящное сравнение среди немногих, что не могли навлечь гнев духовных отцов напоминанием о языческих верованиях. Что делать, новый король не любит свободных искусств.

Везалий приподнялся на носки, стараясь увидеть через головы идущих невысокую фигуру Филиппа. Странно, неужели короля нет? Мелькает лиловая мантия Фернандо Вальдеса, великого инквизитора, рядом возвышается герцог Альба – его длинная голова покоится на тарелке плоенного жабо словно отделенная от туловища и подготовленная к показательному препарированию. А между Вальдесом и Альбой никого нет, ни короля, ни его пятнадцатилетней супруги!

Толедо окружен зубчатой, еще маврами выстроенной стеной. Ворота Солнца, высокие и узкие, среди арабесок прячутся бойницы. Арабские мастера прежде всего заботились о том, чтобы выстроить сильное укрепление, а не удобный вход в город. Ворота не могли пропустить сразу всех, у арки возник затор.

Везалий стоял, терпеливо ожидая, когда освободится проход. Чья-то рука коснулась его плеча.

– Домине, – услышал Везалий, – его католическое величество повелел вам немедленно прибыть в Альказар.

Везалий облегченно вздохнул и расталкивая толпу, двинулся за пажом.

Заболела королева.

Везалия провели в верхние покои, отведенные Елизавете Валуа – Изабелле, как переиначили ее имя испанцы. Больная жаловалась на слабость и ломоту в костях, у нее был легкий жар, глаза лихорадочно блестели, лицо покраснело и обветрилось.

Филипп, сидевший в кресле у стены, молча наблюдал за Везалием, потом сказал:

– Королева немного переутомилась. В столь нежном возрасте непросто выдержать длинное, хотя и благочестивое действо.

– Ваше величество, – серьезно сказал Везалий, – осмелюсь ради блага ваших подданных, просить вас покинуть покои больной. У королевы оспа.

– Оспа?.. – протянул Филипп. – А где же гнойнички? Мне кажется, легкая простуда…

Везалий осторожно повернул руку больной и провел пальцем по внутренней стороне предплечья. Появилась белая полоса, на которой, прежде чем она исчезла, обозначились красные точки.

– Это не пустулы, это сыпь, – сказал Везалий, – пустулы возникнут позже.

– Хорошо, доктор, – покорно сказал Филипп и вышел, прикрыв за собой дверь.

Болезнь Изабеллы, захваченная в самом начале, не угрожала жизни юной королевы. Но больше чем жизнь королеву и всех окружающих волновало другое: сохранит ли она красоту? Сколько политических планов, связанных с домами Габсбургов и Валуа грозило погибнуть, если Изабелла останется рябой! Сильнее всех беспокоило состояние дочери Екатерину Медичи. Один за другим скакали из Парижа курьеры, французский посланник дважды на дню заезжал к Везалию справиться о здоровье госпожи.

Везалий спал с лица и почернел от бессонницы. Он выходил из верхних покоев Альказара только чтобы объяснить поварам, как лучше готовить питательную кашицу или отчитать