Каин: Антигерой или герой нашего времени? (СИ)

Каин хватался, как утопающий за соломинку.

— Мы знаем Бирона, как весьма изворотливого человека. А не врешь ли ты, братец?

— Вы все можете проверить, а вот еще одно доказательство. Я оказался ниже герцога почти на треть дюйма, и тогда мои туфли сшили на очень высоком каблуке.

Каин пощупал каблук. Он был непривычно высок.

Рассвет уже входил в свои права, кони прибавили ходу.

— Скоро село, атаман. Что будем делать?

— А вот что, Кувай. Надо завести бричку в лес. Затем снимешь с себя купеческое платье, останешься в рубахе, и быстро вернешься в Ярославль. Надо полностью увериться, что настоящий Бирон находится в городе. Запомни место, где мы тебя будем ждать.

— Хорошо, атаман.

Кувай вернулся чача через три. На поляне уже вовсю гуляло рдяное солнце.

Каин, мельком взглянув на Романа, своим острым безошибочным чутьем сразу определил: он проиграл, чудовищно проиграл! Сколько усилий было затрачено понапрасну, и это не простой промах, а чудовищный удар по его самолюбию, кой может надломить всю его суть.

— Бирон жив, братцы. Спасся и купец Мякушкин, семь человек погибли в огне, — кратко доложил Кувай.

— Я ж говорил, господа разбойники, — обрадовался Курт Вернер, и даже в ладоши прихлопнул.

— Ты чего радуешься, бироновская образина? — подступил к немцу Каин. — Если бы не твоя похожая рожа, мне бы удалось прикончить изувера. Сволочь!

Каин вошел в такую иступленную ярость, что выхватил из-за кушака пистоль и разрядил его в грудь двойника.

Ватага примолкла. Никогда еще она не видела такого лютого лица своего вожака.

— Чего уставились?.. Закидайте эту сволочь сухим хворостом и сожгите, чтобы человек Бирона и падалью не вонял.

Когда приказ Каина был исполнен, поступило следующее указание:

— Нас ждет струг, который стоит на Которосли.

Глава 16

Ярость Каина

После того, как струг двинулся вниз по Волге, запил Иван. И чего бы ему заливать душу вином? Ныне он сказочно богат, богата и его братва, получив немало золота из денег Остермана, переданных для спасения герцога Решетникову. Не обижены были и бурлаки.

Братва довольна как никогда, а вот Иван ничему не рад. Неудача с принародной казнью Бирона, надломила его душу и так сильно терзала его сердце, что отдушину свою он находил только в вине, да и оно не могло полностью затуманить мозги, то и дело напоминая ему свою вину перед братвой, твердо заявив ей, что он меняет курс судна, поворачивает от Самарской Луки и идет в Ярославль, чтобы расквитаться с герцогом.

По глазам видел — братва весела и разгульна. Что ей опальный Бирон? Теперь от него, как от козла: ни молока, ни шерсти. Сидит в опале и пусть сидит, пока не сдохнет. Кой прок вызволять его, тащить в народ и казнить прилюдно. Это Каину пойдет слава, а братве — лишние хлопоты и громадный риск. Так и получилось. Изрядно осрамился Каин, небывало промахнулся с этим герцогом. А ведь братва считала его непревзойденным мастером воровского дела, который никогда не допускает оплошностей. И вот такая непростительная оплеуха.

Так терзался Каин, думая о братве, но братва и не думала его осуждать. Теперь она с очень большими деньгами, с коими щедро поделился атаман. А чего еще разбойнику надо?

Раздосадованный Иван как-то взял три пистоля, спустился в трюм, тускло освещенный узкими оконцами и принялся палить по бочонкам с вином, а затем выхватил саблю и начал рубить узлы и коробья, наполненные добычей. Глаза его были страшными, зверскими.

На шум в трюм спустились есаулы. К Ивану подскочил Камчатка.

— Остановись, остановись, атаман!

— Уйди, сатана! Зарублю!

Камчатка отскочил, ибо Каин и впрямь мог нанести чудовищный удар саблей.

— Не подходи Кувай, у него белая горячка. Его нам не остановить.

— Остановим! — твердо высказал Роман. — Это он злость из себя выплескивает… Глянь, бочонок продырявил. Ишь, как струя бьет. Петр сбегай за ведром. Быстрей!

Вскоре ведро было доставлено и полностью наполнено вином.

Каин, не обращая внимания на есаулов, продолжал в своем исступлении рубить туеса и коробья из которых сыпались на дно трюма золотые монеты, в которых он сейчас видел своих злейших врагов.

— Слышь, Иван, ты как-то похвастал перед всей братвой, что можешь целое ведро вина одолеть. Зачем врал? Такое тебе не под силу.

Каин прекратил махать саблей и повернулся к Роману. Глаза по-прежнему злющие.

— Ты чего мелешь, сучий сын! Это я-то врал? А ну дай ведро!

Приложился, отпился, наверное, с литр, но Кувай не выдержал и выбил ведро из рук атамана.

— Верю, Иван. Прости. Идем-ка лучше в каюту.

Иван очухался от запоя лишь дня через четыре, но оставался злым и резким.

— Увидим купеческую расшиву — идем на абордаж. Ныне их много с Низу идет. В сабли, купчишек!

И вновь Волга зашумела разбоями. Иван неистовствовал. Казнил не только купцов, но и приказчиков. Стонал торговый люд: то Мишка Заря на Волге разбойничал, теперь Ванька Каин не в меру лютует.

Посыпались жалобы воеводам и императрице, на что последовал сенатский указ, по коему воеводы и магистраты должны принять должные меры.

На Волге появились сыскные суда с пушками и огнестрельным оружием. Встреча с ними ничего доброго для разбойного струга не предвещала. Надо было на какое-то время укрыться.

Как черный ворон, насытившийся кровью, Каин решил бросить якорь неподалеку от Костромы. Позвал братву в каюту и заявил:

— Буде, братцы, потрудились. Ныне казной, почитай, изрядно насытились. Отдохнем месячишко-другой.

— Истинно, атаман. В каком-нибудь покойном городишке не худо бы отсидеться, — сказал Кувай.

— Добро, Роман. В больших городах нам ныне не с руки сидеть. Может, Деда позовем. Он много лет по рекам в бурлаках ходил. Может, что-то и посоветует.

Дед-Земеля, малость подумав, высказал:

— Скоро подойдем к селу Покровскому, возле коего река Ветлуга впадает в Волгу. На Ветлуге есть очень тихий и диковинной красоты большое селение, типа небольшого городишка. Раньше там была Варнавинская пустынь, где жительствовал в древние времена, в одиночестве, преподобный Варнава, в честь коего и селение было названо.

— Говоришь, диковинной красоты? Был там что ли, Дед? — спросил Кувай.

— Довелось, ребятушки. Куда только меня не заносило. А диковинное потому, что селение стоит на высоченной Красной горе, едва ли не в пятьдесят саженей. Под горой — река, а за ней и вокруг Варнавина — дремучие хвойные и лиственные леса.

— А про отшельника Варнаву, что знаешь?

— Толковал с местным батюшкой. Сам-то он родом из Устюга, священствовал там. Тяжкое время было для города, ибо время было еще до Ивана Грозного. Черемиса одолевала. Набеги и побудили Варнаву оставить Устюг. И тогда он удалился в ветлужские леса, поселился близ реки Ветлуги на горе Красной и здесь, в месте пустынном, где не было жилья на пятьдесят верст кругом, подвизался в течение двадцати восьми лет до самой смерти, претерпевая всякого рода невзгоды и лишения. Он был погребен на горе Красной. По кончине его ученики и пришедшие сюда для уединенной жизни иноки построили церковь во имя Пресвятой Троицы, а потом и другую, во имя Николая Чудотворца, над могилою преподобного. Вот так и появилась Троицкая-Варнавина пустынь. А позже и подмонастырская слобода появилась, переросшая в большое село. Когда я там был, попы поговаривали, что вскоре пустынь будет упразднена и переименована в уездный город Варнавин Костромского воеводства. Мощи преподобного почивают под спудом соборной церкви. Память преподобного Варнавы издревле чтится 11 июня. Всего в селении одна каменная и восемь деревянных церквей, из которых одна кладбищенская. Немало в Варнавине и староверов.

— Изрядная же у тебя память, Дед. А есть ли какой промысел в городке? — спросил Иван.

— Как не быть, атаман? Жители занимаются хлебопашеством, рыболовством, пчеловодством да кустарным лесным промыслом. Ткут рогожи, плетут лапти и поршни, выделывают посуду из дерева, весной сплавляют лес на судах и плотах.