Морская сила(Гангутское сражение)

Следом царь выслушал капитан-командора Шел-тинга.

С горечью напомнил он потерю в прошлую кампа­нию линейного корабля «Выборг», неудачную погоню за шведами. Посматривая на царя, коверкая слова, высказался, что негоже быть трусами при встрече с неприятелем:

— Русский матрос добрый воин, с ним азардировать неприятеля надлежит.

Горячо, по примеру Шелтинга, заговорил Змае-вич. В нем сочетались запальчивость южного урожен­ца и лихость славянина по происхождению.

«Пожалуй, с таким верховодом не худо на абордаж с неприятелем сцепиться», — думал Петр, слушая ре­чистого далматинца.

Змаевич также с похвалой отозвался о солдатах, которых надобно только как следует обучить:

— Храброму бойцу, как русичи, не следует быть подобно зайцу перед волком.

Сидевшие в салоне оживились, улыбка озарила об­ветренные лица моряков.

Петр кивнул генералу Ивану Бутурлину:

— Што скажут наши вой на сухом пути?

Уважал царь своего бывшего спальника за предан­ность и храбрость. Еще при Софье не отшатнулся от Петра. Первый премьер-майор Преображенского пол­ка, бился с турками под Азовом. Не по своей вине по­пал в плен под Нарвой. Десять лет томился у шведов. Слава Богу, вызволил его царь, обменял на пленного генерала Майерфельда. Теперь он — верная правая рука у Михаила Голицына.

Генерал, на удивление, озабоченно говорил о тяж­ком положении небольшого гарнизона в Або.

—    Провиант там на исходе, по дорогам не пройти, шведы шастают, как бы не пришлось на время уйти, чтобы сохранить людей.

—    Гляди сам, — без недовольства проговорил царь, — елико возможно, задержи там войско недели две-три, а после отойди. Повести Голицыну — быть может, поспеет генерал-адмирал с провиантом.

Царь перевел взгляд на Ивана Головина, усмех­нулся, вспоминая извилины жизни непутевого гене­рала. Взял его царь с собой в Великое посольство. Обучался он морскому делу в Амстердаме и Венеции, да не пристал к морю. По возвращении запросился у царя на сухопутье. Там себя и показал с лучшей стороны.

— Ну, молви свое слово, Иван Михайлов.

Головин приподнялся, покраснел:

—    Уволь, государь. К морской науке хоть и прикоснулся, а все же запамятовал, сколь годков минуло…

—    А ты про своих солдатушек поведай, — пере­бил Головина царь.

В глазах генерала сверкнул озорной огонек.

— Вой мои, господин контр-адмирал, — распра­вив плечи, приободрился Головин, — абордажному делу приучены примерно, шведа одолеют. Ежели сшибка случится, побьют. Знать, под Полтавой вы­школены.

Петр растянул рот в улыбке:

— Помню, помню твоих астраханцев, стойкие бойцы.

Не оставил царь без внимания и молодых брига­диров.

Перед началом кампании Апраксин назначил ли­хого бригадира Якова Волкова начальником десант­ных войск авангарда. Доверил ему передовой отряд морских солдат на случай абордажа. Генерал-адми­рал приметил отважного поручика при штурме Вы­борга. Его солдаты бесстрашно бросились в атаку по примеру своего командира. Потом Волкову пришлась по душе служба на галерах с абордажными солдата­ми. Отличали его подчиненных, кроме отваги, беспре­кословие и строгая дисциплина. Сказывались не толь­ко требовательность, но и душевность бригадира, за­бота о солдатах.

Привстав по знаку царя, Волков больше говорил о нетерпении своих подчиненных схватиться со шве­дами, постоять за свое отечество, не жалея живота.

Слушая несколько взволнованную речь смущенно­го вниманием бригадира, Петр подумал про себя, что с такими бойцами нынче неприятелю придется не­сладко.

Довольная улыбка разгладила морщины обветрен­ного лица генерал-адмирала. Взглянув на царя, он слегка сощурил левый глаз, как бы говоря «Знай на­ших!».

Петр, словно отвечая Апраксину, проговорил:

— Знатные речи все молвили, и я присовокуп­лю. — Царю, видимо, надоело сидеть. Он резко при­поднялся, густая шевелюра коснулась подволока са­лона. Пришлось несколько пригнуть голову. — Почну с флота корабельного, парусного. Командир Шелтинг рвется азардировать со шведом в море. Сие похваль­но. Только дозволяю при нашем превосходстве в су­дах не менее чем вдвойне, дабы виктория добылась, но не ретирада. Выучка наша еще худая. Об этом и прошлая кампания обнаружила. — Петр обвел взглядом сидевших. — Потому завтра уйдем в Ревель, там малость силу наберем. Галерному же флоту, — Петр вперил взгляд в Апраксина, — с войсками идти берегом и шхерами до Гангута. Фарватеры шхерные нами в прошлую кампанию проверены, пройдем без лоцманов. Прежде, как задумано, зайти к Выборгу, а после к Гельсингфорсу. Там войско, положенное на берег под руку генерала Голицына передать. Михаил Михайлович к вам поспеет в срок от Абова. Ежели, паче чаяния, вражья сила в шхерах объявится, кру­шить без оглядки. Обо всем мне ведомость слать. В Гельсингфорсе отряд бригантин держать наготове для эстафеты к Ревелю.

Петр прервался, шагнул к балконной двери, рас­пахнул створки. С залива потянуло холодком. Шаль­ной ветерок взмахнул атласные шторки на окнах.

— В Твермине, ежели нет супостата, сделать об­сервации и нас повестить. Разумею, с Божьей помо­щью супротивника одолеем. Нам нынче же генерально быть в Абове надобно и приступом взять Аланды. Оттуда и шведа почнем шерстить на его матке.

На севере в последние майские дни «заря с зарею сходится». Едва край солнца высветил верхушки-то­пы корабельных мачт, грохнул холостой выстрел «Святой Екатерины». Палубы кораблей эскадры ог­ласил посвист боцманских дудок, сопровождаемый зычными голосами:

—    Команде наверх!

—    На шпиль, якорь выбирать!

—    На мачты и реи паруса ставить!

Поругиваясь и зевая, сонные матросы надевали робы, подвязывали койки.

—    Чайку бы попить!

—    Будет тебе и чаек с сахаром, — торопили сер­жанты, — нынче аврал, айда наверх!

Одеваясь на ходу, баковые матросы бежали на бак, в носовую часть судна. Разбирали из рундука вымбов­ки — окованные железом дубовые палки, — вставля­ли их в отверстия шпиля — устройства для выбира­ния якорного каната. Поеживаясь от утреннего ветер­ка, тянувшего с Невского устья, поглядывали на боц­мана, ждали команды. Боцман не отводил взора от вахтенного мичмана, который, в свою очередь, ожи­дал приказания капитана.

В это же мгновение матросы-парусники карабкались по вантам на марсовые площадки, отвязывали паруса. В эти минуты искусство капитана состояло в том, чтобы вовремя распустить паруса и, пока они, наполняясь вет­ром, разворачивают судно, успеть выбрать якорь. Как только якорь отделится от грунта, судно понесет волной и ветром в подветренную сторону. В эти мгновения пару­са и должны придать судну ход, сделать его послушным рулю. Теперь можно ложиться на заданный курс, зани­мать отведенное место в строю. Не дай Бог, зазеваться в эти считанные минуты — не миновать беды. Вокруг корабли эскадры, навалит корпусом на соседа. Сломает бушприт, реи, а то и пробьет борт соседа.

Другая напасть в такой ситуации ждет судно под водой. Укрытые волнами камни и отмели несут в себе грозную, а подчас смертельную опасность для судна…

— Якорь выбирай! — отрывисто бросил вахтенно­му мичману командир «Святой Екатерины», капитан Гослер, поглядывая на волны и ветер.

Мичман крикнул в рупор:

— Якорь выбирай! — и отмахнул рукой боцману на баке.

Усатый боцман только и ждал этого мига.

— Пошел шпиль! — с хрипотцой гаркает он бако­вым матросам, сам хватается за вымбовку. И верти­кальный барабан — шпиль — начинает медленно вра­щаться, наматывая якорный канат.

Молча раскуривая трубку, Петр, не выпуская из рук подзорную трубу, переходит с борта на борт, оста­навливаясь на средней части палубы — шканцах.

За датчанина Гослера он спокоен, опытный капи­тан, дело знает.

— Паруса ставить! — командует тем временем Гослер.

На всех трех мачтах, первой от носа — фок-мачте, средней — грот-мачте и кормовой — бизань-мачте, один за другим, начиная с нижнего, распускаются па­руса.

Корабль немного «клюет носом», наклоняется на левый борт, втугую, почти отвесно натягивается якорный канат, «Святая Екатерина» слегка вздраги­вает, якорь оторвался от грунта, освобожденный нос разворачивается и выходит на волну.