Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль

Кольцо Анна Белль оставила дома из страха потерять его в пути. Она представила, что Андрей Петрович находится в карете вместе с ней и указывала ему в окно на самые красивые сельские уголки. В ее мыслях он был рядом каждую минуту, поэтому второе место в карете было занято и печали о его отъезде просто негде было разместиться. Может быть, печаль и гналась следом за экипажем, но безнадежно отстала и затерялась где-то на проезжей дороге позади.

Жители городка Делфта когда-то снискали славу знатных пивоваров, однако в последние столетия загрязнение окружающей среды повлияло на чистоту воды в делфтских реках и каналах. Пиво перестало выходить таким же качественным и вкусным, как раньше, поэтому с начала XVII века пивоварни стали закрываться одна за другой. Делфтийцы рисковали остаться без работы. К счастью, местное население отличалось практичностью, и свободной рабочей силе вскоре нашлось применение. Голландия в то время занимала ведущее место в Европе по развитию торговли с зарубежными странами. Из Китая «через четыре моря» торговый флот доставлял чудесные образцы фарфоровых изделий, а с Шельды и Рейна в Делфт по каналам начали завозить отличную глину. Китайский фарфор стал модным во всей Европе. Вначале, не очень заботясь о качестве, делфтские мастера просто копировали восточные орнаменты, пользуясь местными красками. Особенно хорошо им удавалась роспись синей кобальтовой краской на белом фоне. Ремесло стало процветать и приносить значительные доходы.

Но истинную славу Делфту как столице фарфора принесло появление на вазах и тарелках милых голландскому сердцу мельниц, кораблей с синими парусами, голубых коров, щиплющих синюю травку на пастбищах. И конечно, удивительно красивых тюльпанов с синими лепестками.

Постепенно ремесленники стали рисовать портреты именитых горожан, обращаться к мифологическим и библейским сюжетам. Новые изделия покрывались уже разноцветными красками, тонкость росписи поражала даже китайцев. Делфтских мастеров, расписывающих фарфор и фаянс, почитали в Европе и ставили в один ряд с именитыми художниками, приглашая вступать в гильдии наравне с иконописцами.

Качество самого фарфора, которое сначала сильно уступало китайскому, удалось повысить, когда в 1709 году известный в Европе алхимик Бётгер, работавший при дворе курфюрста Августа Сильного, разгадал китайский секрет производства. Шедевры голландских мастеров из городка Делфт ценились в Европе настолько высоко, что керамисты из других стран даже именовали свои наиболее удачные фарфоровые изделия словом «делфт».

И вдруг по процветавшему ремесленному искусству был нанесен жесточайший удар. Причиной этого несчастья стал англичанин по имени Джон Сэдлер, который в 1749 году изобрел способ печатного нанесения узора. Штамповки практически не отличались по качеству от расписанных вручную изделий, и доверчивые покупатели приобретали их по цене настоящего делфтского фарфора.

Бедные делфтские художники, для которых ручная роспись была делом чести и гордости, понесли огромный урон. Повсюду в ремесленных мастерских останавливались гончарные круги и остывали печи для обжига. Избежали горькой участи лишь те мастерские, которые перешли на печатные рисунки, чтобы выдержать конкуренцию с остальной Европой.

Анна Белль, не вдаваясь в такие тонкости, решила обязательно купить в подарок Андрею Петровичу какое-нибудь фарфоровое изделие с росписью, намереваясь выбрать его по своему вкусу. Поэтому, когда карета наконец въехала на брусчатую мостовую города, девушка принялась разглядывать вывески по сторонам, чтобы запомнить расположение посудных лавок, а назавтра обязательно их посетить.

Экипаж миновал здание ратуши, построенной в стиле ренессанса на средневековом фундаменте, с сохранившейся готической башней, старинные дома, обращенные фронтонами на канал Ауде-Делфт и резиденцию герцогов Оранских. И тут Анна Белль поняла, что подарить графу Шувалову. Конечно же блюдо с портретом Вильгельма Оранского, ведь их наверняка продают на всех прилавках Делфта!

Постоялый двор, где путешественников встретил порученец графа, отрекомендовавшийся капитан-поручиком в отставке Антоном Рябцевым, находился недалеко от центральной площади. Безусловно, он был самым комфортабельным и дорогим пристанищем для гостей Делфта.

Анне Белль достались красивые апартаменты с картинами на стенах и фаянсовой ванной, расписанной кобальтовой синей краской. На стенах ванной комнаты, выложенных кафелем, красовались композиции на тему купания и нарисованная голубая вода лилась из античных амфор в руках синих красавиц. Такими же расписными были раковина и биде с фарфоровыми трубами водопровода, подававшими холодную и горячую воду.

Утомившись от многочасового переезда, Анна Белль не стала заказывать ужин, быстро приготовилась ко сну и с блаженством легла на атласные простыни широченной кровати, благоухавшие свежим запахом лепестков роз.2 Первый день плавания прошел на фрегате «Надежда» штатно, без неожиданностей и приключений. Андрей Петрович вникал в премудрости морской службы и, сам того не замечая, путался под ногами команды, появляясь то в кубрике, то на капитанском мостике, то за спиной рулевого – всегда с требованием различных объяснений.

Он расспрашивал о том, зачем нужен апсель и какими досками обшит корпус фрегата, как работают снасти и за какие фалы нужно тянуть, чтобы управлять парусами, где находится форштевень – слово, которое он случайно услышал в разговорах, – и почему паруса разной формы: прямоугольные и трапециевидные? Вскоре активность графа порядком надоела офицерам. Кто-то из них черкнул записку и приказал юнге передать ее пассажиру.В ней было написано:…

«Прошу вас срочно зайти ко мне на клотик. Капитан».

Граф, ознакомившись с ее содержанием, приступил к поиску капитана. Он выпытывал у офицеров и кадетов, где находится клотик, куда ему надлежит срочно явиться, в то время как капитан отдыхал в своей каюте. Этими вопросами Шувалов вызывал у моряков с трудом скрываемую улыбку, все таинственно переглядывались, но толком никто не мог объяснить графу, куда надо идти. Когда же он отходил в сторону, все начинали откровенно хохотать.

Наконец Шувалов показал записку боцману, тот внимательно ее прочитал и без тени улыбки сообщил:

– Клотик, ваше превосходительство, – это реечка на самом верху грот-мачты. Не понимаю, как капитан может вас там ожидать… Я проведу расследование. Кто-то решил над вами поиздеваться.

Тут до графа дошла морская шутка, и он, вместо того чтобы рассердиться, громко рассмеялся. Его смех только усиливался, когда он смотрел на серьезное и озабоченное лицо боцмана, которому, похоже, не повезло родиться остроумцем…

Непонятно по какой причине, в этот момент Анна Белль тоже улыбнулась. С утра девушка проснулась в великолепном настроении, отдохнув от вчерашнего монотонного пути. После легкого завтрака они втроем, с лейтенантом и графским порученцем, направились за картиной.

Кабак находился на набережной Делфта, в местечке бойком и многолюдном. Несмотря на невысокое качество пива, заведение имело успех не только у приезжих негоциантов, но и среди местных работных людей. Оно приносило немалую выгоду хозяину, отчего тот был счастлив и не желал для себя иной участи.

Увидев три натюрморта, присланных графом, а также увесистый кошелек сопровождающего даму господина в штатском, владелец кабака раздумывал совсем недолго. После похвалы, вознесенной господином очередной пинте местного пива, он окончательно сдался.

– Мне очень дорога эта картина, – произнес кабатчик, еще раз с удовольствием оглядев привезенные натюрморты с рыбой и пивом. – Вполне вероятно, что там изображена моя прабабушка! Видите ту женщину, стоящую к нам спиной?

Отвалив изрядную сумму золотыми российскими червонцами за «прабабушку», порученец не взял у Анны Белль ни единого гульдена, выданного Герритом Браамкампом на покупку. Девушка пыталась убедить его принять деньги, но Рябцев был офицером в отставке и с честью выполнял приказ действительного камергера. Он поставил картину в карету и, узнав о желании Анны Белль посетить лавку с делфтским фарфором, повез ее в сторону торговых рядов, находившихся, кстати, на пути в Амстердам. Картина Питера де Хоха «Дворик в делфтийском доме» была просто замечательной. Анна Белль слышала о ней из уст дедушки Геррита, но не представляла, что полотно, написанное более ста лет назад, может выглядеть таким свежим и так блистать своими красками! Как будто разноцветный свет выливался из картины, поражая своей яркостью и почти физически ощутимым теплом.