Семья Берг

У Михоэлса не было сильного голоса, но пел он так мастерски, как умеют петь только драматические актеры, — он манерой исполнения передавал гордость еврейского отца за своих сыновей.

Чувствительный Семен, заслушавшись, обнял Павла за плечи:

— Помнишь, мы говорили с тобой об искателях счастья? Вот этот наш родственник Соломон Михоэлс, он нашел свое счастье в советской России. А ведь его детство было таким же точно, как у нас с тобой, — в бедности и темноте еврейского гетто. Теперь он знаменитый актер, шутка ли сказать — руководитель еврейского театра в Москве! Где и когда он еще смог бы стать актером такого масштаба, если бы не революция? Вот и трое сыновей того еврея, о котором он поет, тоже нашли свое счастье — где бы это еще они смогли стать тем, чем стали? Да, братик ты мой, все мы были искателями счастья и нашли его здесь, в советской стране.

23. Павел и Мария

Это происходит со всеми, рано или поздно, и случается абсолютно неожиданно. Так на трамвайной остановке около академии Павел увидел красивую девушку с очень живыми серыми глазами. Ее лицо напомнило ему портрет «Неизвестной» Крамского — такой же овал, такие же слегка припухлые губы, только глаза под пушистыми ресницами не темные, а светло-серые. Девушка разговаривала с высоким худым парнем, явно кокетничала, звонко смеялась, ее лучистые глаза искрились. Мельком она взглянула на Павла: высокий военный с двумя шпалами в петлицах и орденом на груди; взглянула — и улыбнулась. Вот эта улыбка на прекрасном лице незнакомки и покорила Павла мгновенно и на всю жизнь. Он вдруг почувствовал непривычную робость и смущение. А девушка больше на него не смотрела. Павел так залюбовался ею, что поехал с ними в другую сторону. Из отдельных фраз разговора в трамвае он уловил, что оба они студенты медицинского института. У парня на пиджаке были значки — «Ворошиловский стрелок» и «БГТО» («Будь готов к труду и обороне»). Ими награждали молодых, ловких и спортивных, и они были очень почетны. Парень явно красовался ими перед девушкой. Павлу очень хотелось отвлечь ее от него. Но как?

На следующий день он пошел к ее институту, на Малую Пироговскую улицу, в надежде увидеть ее. Стоял и долго ждал у анатомического корпуса, здания бывших Высших женских курсов. Наконец она вышла, была одна, задумчива, ему показалось, что даже грустна. Подходя, она его увидела и опять улыбнулась. Превозмогая смущение, он сделал к ней шаг и тоже улыбнулся:

— А я вас жду.

Она удивленно захлопала пушистыми ресницами:

— Меня? — и сразу улыбнулась опять.

Павел снова увидел ту пленившую его улыбку и сам радостно заулыбался:

— Как вы красиво улыбаетесь.

— И вы тоже.

Это и стало началом всех начал. Они не могли тогда знать, что через много лет, совсем недалеко от того места, где они стояли, их дочь услышит те же слова и так же ответит своему будущему мужу.

— Вы не рассердитесь, если я провожу вас?

— За что же мне на вас сердиться?

Ее звали Мария, и она мечтала стать детским врачом. Павел еще и еще приходил встречать ее, ему хотелось отбить ее у того длинного студента. А она еще этого не понимала: юной девушке он казался уже довольно немолодым. Зачем приходит этот заслуженный военный с орденом, профессор академии? Зато забеспокоился ее обожатель, студент Миша Жухоницкий. Чтобы привязать ее к себе, он стал более активным в своих притязаниях. Когда они ходили в кино, а потом сидели на скамейках в парке, там в темноте он целовал и ласкал ее. Девушка уже стала бояться, что однажды не выдержит и отдастся ему, и все удивлялась, что Павел, наоборот, был очень скромен. На самом деле Павел боялся, что его мужская настойчивость может отпугнуть ее.

Однажды он рассказал:

— Меня в армии прозвали Алеша Попович. Знаете, кто это?

— Нет, не знаю.

— Это один из трех богатырей на картине Васнецова.

Он повел ее в Третьяковскую галерею показать картину. В первом же зале, почти при входе, висела картина «Сталин принимает парад Первой конной армии в 1918 году». Мария залюбовалась полотном, но Павел потащил ее дальше:

— Это неправда, что Сталин принимал парад. У нас был свой командарм Семен Михайлович Буденный, он и принимал. Пойдемте дальше.

Он подвел ее к «Неизвестной» Крамского.

— Знаете, кто это?

Мария отрицательно покачала головой.

— Это вы.

— Я? Почему я?

— А вы всмотритесь — такое же прекрасное лицо, как ваше, только глаза темные.

Она звонко, на весь зал, рассмеялась, люди возле картин оглянулись. Застеснявшись, она шепнула:

— Вы чудак. Дело в том, что я совсем на эту красавицу не похожа.

— Похожи. А теперь пойдемте к «Трем богатырям». Там вас ждет Алеша Попович.

Стоя перед громадным полотном, Мария переводила взгляд с мужчины на полотно и обратно, смотрела, смотрела и опять звонко смеялась:

— Дело в том, что на этот раз верно: вы действительно похожи на Алешу Поповича, — у нее была забавная манера начинать фразу со слов «дело в том, что…». — Значит, вы русский богатырь? Ничего себе.

— Меня только прозвали именем русского богатыря. А вообще-то я еврей.

— Да? — она вдруг стала серьезной. — Никогда бы не подумала: вы блондин, хоть и с рыжиной, и совсем не похожи на еврея. Значит, у нас общие корни. Дело в том, что я ведь тоже еврейка.

Павел покосился на нее и сам поразился — ему казалось, что она совсем не похожа на тех еврейских девушек, которых он знал.

Из галереи они пошли в Центральный парк культуры и отдыха, сели на скамейку над Москвой-рекой. По ней плыли пароходы и баржи, Павел вспомнил, как работал грузчиком, и стал рассказывать ей про свое прошлое, про желание учиться, про двоюродного брата Семена:

— Он теперь большой человек и начальник строительства Магнитогорского комбината, строит первые доменные печи и город вокруг них. У него жена — настоящая красавица. Я хочу вас с ними познакомить. Можно?

— Конечно. Я очень хотела бы увидеть настоящую красавицу.

— Вы и сами настоящая красавица.

— Спасибо за комплимент. Вы действительно так думаете?

— Я только так о вас думаю.

Узнав про «общие еврейские корни», она прониклась к нему большим доверием и сразу разоткровенничалась:

— У меня тоже не совсем обычная история жизни. Хотите послушать?

— Конечно, хочу. Я хочу знать про вас все-все.

— Только это между нами, ладно? Дело в том, что я родилась в Париже.

— В Париже? Во Франции?

— Да, в Париже, во Франции. Мой отец, Яков Эльбаум, в начале века был студентом Московского университета и примкнул к партии эсеров. Царские власти собирались его арестовать или призвать в армию. Тогда он сбежал в Париж и прихватил с собой восемнадцатилетнюю девушку Клару из города Никополя, — она вдруг покраснела, сообразив, что слова «прихватив с собой» заменяли определение женитьбы, что нехорошо было так говорить о своих родителях.

Подумав немного, она добавила:

— Знаете, дело в том, что тогда было такое время, — и защебетала дальше: — В Париже они оба полностью оторвались от своих еврейских корней, поженились, родилась я. Вот так. И мой первый язык был французский. Отец учился в Сорбонне, родители были бедны, им помогали родственники отца из России: они жили в Москве и Харькове, были люди образованные и даже состоятельные. Но дело в том, что им не нравилось, что отец сошелся… — она опять запнулась и исправилась: — что он женился на провинциальной девушке из простой бедной семьи. Дело в том, что они не считали ее парой для него и не признавали своей родней. А вскоре отец чем-то заболел и умер. Куда было податься маме, одной, да еще со мной, восьмилетней? Моя мать вернулась в свой город Никополь, но дело в том, что там было очень плохо, голодно, и она приехала сюда. Так вот я и очутилась здесь.

— Это замечательно! — воскликнул Павел.

— Что замечательно?

— Что вы уехали из Парижа, иначе я бы вас не встретил.

Она звонко рассмеялась, как только одна она умела: