Семья Берг

После Великой депрессии в Советский Союз иммигрировали тысячи американских евреев. К тому же молодые советские евреи из маленьких местечек на Украине, на юге России и Белоруссии, из бывшей «черты оседлости», не хотели больше там жить и устремились в города — учиться и работать. Перед правительством и местными властями встала проблема: что делать со множеством переселяющихся и приезжающих евреев?

Хотя антисемитизма на государственном уровне не существовало, но и большой любви к евреям тоже не было. Консервативные устои человеческих убеждений не могут изменяться быстро, вслед за политическими переменами. Могут меняться условия, может совершенствоваться быт, но консерватизм все равно будет оставаться в людях. Консерватизм общества — это самое стойкое явление повседневной жизни. Общий настрой по отношению к евреям изменился несильно, их недолюбливали и старались, где могли, препятствовать их продвижению.

Много писалось и говорилось о дружбе народов, но остряки пустили в ход анекдот: «Что такое дружба народов? Эго когда все народы вместе — и русские, и украинцы, и белорусы, и татары, и чуваши — берутся за руки и все вместе… идут против евреев».

Но евреи продолжали распространяться по всей стране, они переселялись в крупные города — Москву, Ленинград, Харьков, Киев, Одессу (где их всегда было много) — и областные центры. Находили работу, получали образование — пускали корни. Проблема их массового устройства оставалась актуальной, и вот в начале 1930-х годов правительство решило создать для евреев отдельную область. Газеты начали пропагандистскую кампанию: теперь у советских евреев будет своя земля. Не посоветовавшись с представителями евреев, нашли место: выбрали часть Хабаровского края, у реки Амур, вблизи границы с Китаем, подальше от центральных городов страны. На реке Бире природа суровая — сплошные леса и болота, зима долгая и холодная, условия для жизни отвратительные. На Транссибирской железной дороге стояло небольшое поселение, там жили всего несколько сот сибиряков: они работали на железной дороге, промышляли лесосплавом по реке, рыболовством и производством муки. Эго поселение назвали Биробиджан — по имени речки — и объявили столицей Автономной Еврейской области. Евреям было предложено заселять «свою» область. Хотя они никогда не жили в суровом сибирском климате, первые поезда с молодыми еврейскими энтузиастами немедленно туда отправились. Но поскольку они просто физически не были приспособлены к суровости тех мест, энтузиазм быстро иссяк — уезжать из городов евреи все-таки не хотели.

Тогда впервые у евреев зародилась мысль — создать свою область в Крыму. Там с давних веков жили евреи, которых называли караимами. Всего их там было несколько тысяч человек, они растили виноград, занимались виноделием, производили сладкие вина фирмы «Абрау-Дюрсо». Но в конце 1920-х — начале 1930-х годов началась коллективизация, евреи в колхозы идти не хотели — образовалось только два еврейских колхоза, — и вопрос о крымской еврейской области сам собой заглох.

Зато в больших городах, особенно в Москве и Ленинграде, евреев становилось все больше. Они стремились учиться, заполняли аудитории университетов и институтов, становились докторами, юристами, инженерами. Впервые появились признанные советские евреи-писатели.

В 1919 году в Петрограде открылась театральная студия, а в 1920 году в Москве на ее базе — еврейский театр. Главную задачу руководители театра формулировали так: «Воспитать не еврея, а человека как такового». Это звучало логично — евреи и в России были евреями, но полноправными людьми их стали считать только после революции.

Театр — это носитель и выразитель культуры народа и своего времени, в искусстве театра концентрируются язык, литература, история народа, таланты из народа. В Москве уже был еврейский театр-студия «Габима» под руководством Евгения Вахтангова, спектакли там ставили на иврите. В новом еврейском театре играли на языке идиш, для него писали пьесы и стихи молодые еврейские поэты — Перец Маркиш, Лев Квитко, Давид Гофштейн.

Большим праздником еврейской культуры стал день 1 января 1921 года: в Московском государственном еврейском театре (ГОСЕТ) состоялся «Вечер Шалом-Алейхема», классика еврейской литературы. На сцене впервые выступали два ведущих актера — С.Михоэлс и В.Зускин. Эго был праздник московских евреев, да и всех евреев страны, — свой театр, свои великолепные актеры! В 1922 году театру дали на Малой Бронной улице помещение со зрительным залом на пятьсот мест. Соломон Михоэлс стал главным режиссером этого театра.

Играли на языке идиш, и на спектакли ходили в основном евреи, знавшие язык. Это было единственное еврейское учреждение, которое разрешалось и поддерживалось правительством. Евреи любили свой театр и гордились им. Михоэлс был прекрасным актером, и вся труппа играла превосходно. Но для евреев еще важней было сознавать, что их театр и его руководитель символизируют максимум их возможностей в стране. С самого начала целью театра была борьба против штампов старых еврейских театров, формами ее выражения стали гротеск, шаржи и ирония. Даже незнание идиша не мешало многим зрителям смотреть веселые спектакли. Театр много гастролировал по Украине и Белоруссии, где было много евреев, а в 1928 году выезжал на гастроли в Австрию и Германию.

Поэты Перец Маркиш и Лев Квитко становились популярными авторами не только у еврейской, но и у всей остальной советской интеллигенции. Однако ярче всех проявился талант Соломона Михоэлса (Шлиома Михелев Вовси). История его молодости была похожа на историю многих евреев в России. Он родился в городе Двинске, происходил из патриархальной еврейской семьи, до тринадцати лет учился только в хедере, изучая Талмуд и Библию. Потом взбунтовался против узких рамок еврейского гетто и с тринадцати лет стал сам изучать «светские науки» и русский язык. Тогда же он увлекся театром, начал играть в театрализованных обрядовых представлениях во время праздника Пурим — в так называемых пуримшпилях. В пятнадцать лет Михоэлс поступил в Рижское реальное училище, потом, в 1910 году, поехал учиться в Киевском коммерческом институте. Оттуда его исключили: у него не было «особого разрешения» на проживание в Киеве, которое требовалось начиная с 1912 года. В двадцать пять лет ему удалось поступить на юридический факультет Петроградского университета, после революции там была организована еврейская театральная студия, его приняли туда в качестве актера. Именно тогда он бросил образование и взял себе псевдоним Михоэлс.

Соломон Михоэлс был широко образованным самоучкой, хорошо знал русскую литературу и сам писал пьесы для театра. В Москве он быстро стал звездой нового театра и его руководителем. Он был не только блестящим актером и режиссером, но и создателем своей актерской системы. Для многочисленных недавно переселившихся в Москву евреев театр стал центром общения, на нем сходились все возможные линии их интересов. А Михоэлс стал как бы символическим выразителем их новой освобожденной культуры.

22. Еврейская Пасха в доме стариков Бондаревских

Вскоре после встречи с Павлом Семен напомнил ему:

— Ты помнишь, что скоро будет еврейская Пасха?

— Сейдер? Нет, конечно, не помню. Я уже десять лет даже не слыхал этого слова.

— Теперь услышал. Нам надо пойти на первый Сейдер к тетке Оле и дяде Арону Бондаревским. Они всегда о тебе спрашивают.

— Как, разве они живут здесь, в Москве?

— Да, они переехали вместе со своими детьми. Но их сыновья, Мориц и Лева, теперь разъехались: Мориц служит штурманом в торговом флоте на Камчатке, а Лева работает в советском торгпредстве в Лондоне. Только дочери, Клара и Зина, остались в Москве. Но здесь нашелся племянник дяди Арона — артист Соломон Михоэлс. Наш дальний родственник. Он тоже придет к ним на Сейдер.

Павел был рад повидать тетку Олю, сестру его матери, и ее мужа, дядю Арона. Он не видел их более десяти лет, теперь им было уже за пятьдесят. Но странно было слышать, что кто-то в советской России еще празднует еврейскую Пасху. Он спросил: