Честь воеводы. Алексей Басманов

Анна долго молчала, лишь тонкие губы были в движении, будто она что-то жевала. Княгиня не могла собраться с духом и ответить дочери, что толкает её именно на греховный путь. И всё-таки прояснила:

   — Иного пути у тебя нет. Разве что в монастырь.

Анна знала того отшельника, коего в миру звали Ибрагимом. Лет пятнадцать назад молодой кавказский князь Ибрагим был позван казанским ханом в поход на Москву. И он согласился, пришёл на Русь со своими абреками грабить мирные города и селения. Дошёл с казанской ордой до Зарайска, а как город взяли, словно осатанел от лютости. Сказывали, детей к матерям привязывал и в реку Осётр, а то и в колодцы бросал. А ещё с большой жаждой похоть свою утолял. И каждую ночь его абреки приводили к своему князю по две-три полонянки. Натешившись, он отдавал их абрекам. В сечах ему не было равных в смелости и жестокости. Он не брал русских воинов в полон и убивал их сам. Скажет пленному воину: «Я отпускаю тебя, беги!» — и тот поддавался на обман. Бежал долго, и несчастному казалось, что он уже избавился от горькой участи раба. Но в это время князь Ибрагим пускал намётом своего скакуна, нагонял беглеца и с ходу отрубал ему голову. В разбойничьих налётах прошло всё лето. А осенью, когда пора уже было возвращаться в горы, отряд князя Ибрагима был окружён русскими ратниками летучего полка и уничтожен. Князя Ибрагима взяли в плен.

Россияне знали о зверствах южанина, но не убили его, а отправили в Пафнутьев монастырь, дабы заточить его на муки и пытки долгие. Он бы там и нашёл свою лютую смерть, если бы не его лик. В первый же день, как игумен Пафнутьева монастыря Герасим увидел Ибрагима, он проникся к нему необыкновенным обожанием и священным трепетом. Игумен представил себе, что перед ним прикован цепями к стене сам Николай-угодник: ласковые, кроткие глаза, смирение и всепрощающая печаль на тёплом лице — всё говорило, что сей пленник не простой смертный.

Личина пленного обманула игумена Герасима. Ибрагима продержали в грязном каменном подклете в цепях недолго. По воле Герасима он был переведён в обычную монастырскую келью. И прошло совсем немного времени, как пафнутьевские монахи обратили Ибрагима в православную веру, свершили над ним постриг и нарекли именем Ипат. Герасим приблизил новообращённого к себе, выучил его русской грамоте. Ипат оказался способным учеником, проводил за чтением книг, за письмом по десять часов ежедневно. Он даже взялся изучать греческий язык, чтобы читать священные писания древней Византии, коих немало было в Пафнутьевом монастыре.

Года через два, пользуясь расположением игумена, Ипат нередко стал уходить из монастыря и пропадал где-то по нескольку дней. Позже игумен Герасим узнал, что его любимец занимался на стороне греховными делами. В Боровске он сошёлся с колдуном и чернокнижником Мансурой, учился у него колдовскому делу, готовил отравное и отрадное зелья, вызывал злых духов, напускал на людей туман.

Герасим предостерёг Ипата:

   — Сын мой, не разрушай мою любовь к тебе. Отрекись от сатанинских премудростей, покайся и остережёшься зловонной хлевины.

Ипат понял, что он живёт под недреманным оком монахов, что его свобода мнимая. И он внял предостережениям игумена, больше года не покидал стен обители. Герасим подумал, что Ипат исцелился, вновь стал давать ему поблажку. Ипат и впрямь забыл Мансуру, но окунулся в новую греховность — в женолюбие. Ему легко было добыть внимание одиноких жёнушек. Ни одна вдовица-молодица не могла устоять перед его обаянием.

Так прошло семь лет жизни Ипата в Пафнутьевом монастыре. Его не тянуло на родину, где ему был уготован позор за то, что сдался в плен. Он был доволен своим вольным положением при игумене Герасиме. Но к этому времени престарелый Герасим источился здоровьем и преставился. Пожалуй, никто из монастырской братии не пролил столько слёз, не вознёс в небо стенаний, сколько излил Ипат. Он страдал искренне, потому как знал, что на смену мягкосердому Герасиму придёт суровый правдолюбец преподобный отец Адриан. Так и было.

И на восьмом году благостное пребывание Ипата в монастыре завершилось. Зная о приверженности Ипата к ворожбе и к чернокнижию, а пуще к прелюбодеяниям, Адриан изгнал крещёного южанина из обители. На прощание суровый игумен сказал ему:

   — Разум твой и плоть твоя очистятся от сатанинской греховности токмо в геенне огненной. Обитель чтит память преподобного великосхимника и игумена Герасима, потому мы не ввергаем тебя в оскудение жестокое, но даём волю. Врата обители распахнуты, и уходи не мешкая.

Суровый взгляд Адриана и предупреждение подвергнуть «оскудению жестокому» породили в душе Ипата страх. И он покинул обитель, забрав с собой малое нажитое за минувшие годы добро. Случилось это летней благодатной порой. Уходя из обители по лесным дорогам и тропам, Ибрагим обрёл спокойствие и, прошагав вёрст двадцать пять, уже на закате солнца остановился на живописном берегу малой речки Росянки и заночевал в чаще под кроной могучего дуба.

И прошло ещё семь лет. Ипат не покинул речку Росянку, она его околдовала. Добыв в ближней деревне топор и пилу, он принялся рубить себе хижину и осел в ней прочно и надолго. Вскоре же к малой хижине он прирубил просторный покой, поставил очаг из камня и начал добывать себе пропитание ворожбой.

Молва о том, что в воровской чаще поселился отшельник и чародей, вскоре облетела всю округу и вышла за пределы Боровского уезда. К Ипату потянулись страждущие паломники, надеясь на исцеление от недугов. Большей частью это были женщины. Шли они из Боровска и Коломны, из Серпухова и Медыни, из многих других городов средней России. Вскоре слава-молва о чудотворце-целителе долетела до стольного града, и потянулись за Боровск из Москвы «бесплодные смоковницы». Немало их, возвращаясь от целителя, забывали о своём недуге, обогащались потомством.

К этому целителю и привезла княгиня Анна Елену. Жилище отшельника, спрятанное в чаще, было обнесено высоким острокольем, с крепкими дубовыми воротами. Лишь только путники подъехали к ним, как на дворе раздался яростный и злобный лай. Но вскоре пёс замолчал, открылась калитка, и появился Ипат, держа в руках тяжёлый и острый посох.

   — Кого Бог принёс? — спросил он всадника, стучавшего в ворота.

   — Пускай во двор: московские гости пожаловали, — ответил рында.

Отшельник подошёл к каптане, дождался, когда воин открыл дверцу, и, увидев два женских лица, сказал:

   — Милости просим, гости желанные.

Кони вкатили каптану на двор, и из неё первой вышла княгиня Анна.

   — Не спрашивай, кто мы, святой отец. Прояви милость и прими нас.

Елена выбиралась из каптаны медленно, на землю ступила осторожно, словно боялась, что под ногами у неё разверзнется прорва, встала за спиной матери. И хотя уже опустились сумерки, она разглядела лицо отшельника. Оно показалось ей до боли знакомым. Да тут же её взяла оторопь: лик целителя был очень похож на лицо князя Василия, лишь на несколько лет моложе. «Что за блажь у матушки появилась?» — подумала Елена и сделала шаг к каптане, взялась за дверцу. Но хозяин ласково, каким-то манящим голосом позвал их:

   — Гости любезные, прошу вас в моё пристанище, где тепло и сухо.

Он взял княгиню Анну за руку и повёл её к видневшемуся за берёзами жилищу. Елена осталась на месте. Ипат заметил её нерешительность, вернулся и подал ей руку. Она была тёплая и мягкая. Сказал отшельник неожиданное для Елены:

   — Государыня, ты в святом месте, под защитой Всевышнего. — И он повёл её за собой.

Елена застыла на пороге, у неё не было сил сделать хотя бы ещё один шаг. Ей показалось, что она вошла не в келью отшельника, а в вертеп колдуна. В нём не было ни окон, ни потолка, всюду лишь почерневшие от копоти брёвна. В левом углу близ двери горели дрова в очаге, над ними в чёрном котле что-то булькало, источая острый и пряный запах. У Елены защипало в носу, она чихнула, и в глазах у неё посветлело, она увидела всю дикость бытия отшельника: ни одной лампады, ни свечи. На стенах — ни одной иконы. В плошках горели сальники, освещая убогое и мерзкое жилище. Елене стало жутко, и она попятилась к двери. Но Ипат остановил её: