Честь воеводы. Алексей Басманов

   — О милостивый, ты показал мне нашего спасителя! — И Анна быстро повернулась к младшей дочери княжне Анастасии. — Покинь нас, — приказала она. Та молча и покорно ушла. Анна вновь устремила взор в пространство и с той же страстью произнесла: — Он зовёт нас, он готов принять нас! О дочь моя, ты спасена! — Анна схватила Елену за руки. — Близок день, когда мы отправимся в путь за твоим и нашим счастьем!

   — Но когда наступит сей день? Когда, матушка?

   — Всевышний укажет мне время! Будем молиться и ждать!

Беседы матери и дочери проходили всегда тайно. Никто не слышал, не знал, о чём шелестели словами, словно сухими листьями, две родственные души. И последняя беседа хотя и прошла бурно, но осталась неведомой никому. Она дала свои плоды: уныние и печаль Елены отхлынули, пришла жажда и страсть действия.

Великий князь вернулся в Москву уже глубокой осенью. Ехал в колымаге впереди войска. Василий был доволен россиянами. Русь выстояла перед новым нашествием крымской орды. Отныне не потребуют ханы Саадат-Гирей и Ислам-Гирей шестьдесят тысяч алтын дани. Не будет прежней вольности и казанскому хану Сагиб-Гирею. На Руси наступило время залечивать раны.

Василий Иванович тоже спешил залечить свою рану. Не давала она ему покоя, та глубокая душевная язва, с коей он покинул Москву ещё весной. От супруги Елены так и не было вестей за всё лето о том, что она уже на сносях. Теперь, по осени, князь Василий понял, что Елене не о чем уведомлять было его. Как горько отозвалось то в сознании! И когда великий князь въехал в стольный град под торжественный благовест всех московских колоколов, когда тысячи москвитян кричали: «Слава государю! Слава русской рати!», — настроение у него не улучшилось. Он спешил в Кремль, чтобы увидеть Елену, не оправдавшую его надежд, спросить её, почему она сиротит россиян.

Он вошёл в Столовую палату, и навстречу ему вышла лёгкая и тонкая, словно хворостинка, юная красавица. Лицо Елены озаряла радостная улыбка. Она прильнула к груди князя Василия и прошептала:

   — Государь мой, батюшка любезный, как долго ты воевал!

   — Теперь вот дома, — ответил Василий. Он прижал Елену к себе, но вместо радости почувствовал досаду оттого, что Елена не затяжелела.

Великая княгиня посмотрела в лицо супруга и поняла его состояние, страстно заговорила:

   — Не казни меня, любый! У нас будет сынок! Будет! Я ещё молоденькая тёлочка, я ещё в силу не вошла. А там пойдёт!

Бог пошлёт нам дитя. Ты заслужил это, мой государь, воевода и герой!

Великий князь оттаял душой, он вновь был покорен красотой и страстью Елены. И всё у них поначалу потекло, как должно. Несколько ночей Василий провёл в опочивальне жены. Они миловались, и была близость. Правда, совсем не такая, какой хотелось Елене. Порок её супруга обозначался всё явственнее, он не одаривал Елену детородной плотью.

И прошло два года, но великокняжеская чета оставалась бездетной. Елена к этому времени уже не заглядывала в покои супруга, обитала всё больше на своей половине дворца. Она всё чаще отлучалась из Москвы, ездила по святым местам, молила Бога, дабы он послал ей дитя. Возвращаясь в Москву, она какое-то время кружила близ Василия, иногда увлекала его в свою опочивальню, и они иной раз делили супружеское ложе. Но Елена уже не надеялась на чудо. Ночи, проведённые вместе, не приносили им, кроме страданий и отчуждения, ничего нового. И как-то всё чаще у неё на глазах стал появляться сын конюшего Фёдора Овчины-Телепнёва-Оболенского, молодой красавец Иван. И с каждым разом Елену влекло к нему всё неудержимее. Она стала искать повод, дабы встретиться с ним наедине. Но её побуждения были замечены княгиней Анной, и та не преминула предостеречь дочь. Придя ранним вечером к ней в опочивальню, она жёстко сказала:

   — Ты добиваешься того, к чему пришла Соломония. Тому не бывать! И послушай меня...

Елена уже потеряла всякую выдержку и крикнула матери:

   — Как можно тебя слушать?! Два года назад ты обещала мне избавление от мук, сулила спасение! Где оно? Уж лучше в омут головой, чем каждую ночь быть казнимой одиночеством в холодной постели!

   — Будь благоразумна, великая княгиня. Тогда ещё не настал твой час. Теперь он близко. Но не князь Иван Овчина твой спаситель. Сойдясь с ним, ты погубишь себя и его, а вместе с вами и нас предадут жестокой опале.

   — Что же мне делать? — остановив свой бег перед матерью, спросила Елена.

   — За тем я пришла сегодня, чтобы вразумить тебя. Ноне ты поступишь так, как я велю. Сей же час ты оденешься торжественно и пойдёшь в покои государя. Ты пройдёшь по всему дворцу на виду у всех придворных, будешь с ними ласкова и улыбчива. Ты должна пробудить у них интерес к тебе, который почти угас. С кем-то поговори, пусть кто-то тебя проводит до опочивальни государя. Ты попроси супруга, чтобы он велел принести лучшего вина. Вы будете пить вино, и ты заставишь государя быть весёлым. Вы ляжете в постель и потешитесь. Князья и бояре будут тому очевидцами.

   — Матушка, как можно такое говорить! — вспылила Елена.

   — Можно. Я знаю, что говорю. Сама ты их не увидишь даже при желании.

   — Но чувствовать, что на тебя смотрят?! Нет, тому не быть!

   — Не перечь матери! — крикнула Анна. — Речь не только о тебе, но и о престолонаследнике веду. И не вводи меня во гнев!

   — Я ещё не лишилась стыда, но покоряюсь тебе, матушка. Говори же, что будет завтра, дальше?

   — Завтра ничего не случится. Разве что придворные поговорят о твоей с великим князем ночи. А в четверг мы с тобой утром уедем из Москвы, но куда, о том тебе пока лучше не знать. Семеюшке же скажи, что едешь в Пафнутьев монастырь. — Княгиня Анна сочла, что ей у дочери больше нечего делать и покинула опочивальню.

Елена исполнила волю матери и даже превзошла себя. Она была весела и прекрасна. Когда шла через покои дворца, всем улыбалась и позволила вельможам проводить себя до опочивальни великого князя. За нею последовало не меньше дюжины вельмож и боярынь. И в князе она сумела пробудить страсть, приговаривая при этом: «Вот я уже и не тёлочка, я детородная женщина».

Великий князь Василий забыл все свои огорчения. Елена зажгла в нём молодость. Он страстно целовал её где хотел и говорил:

   — Ты моя царевна, волшебница! Надеюсь, что на сей раз мы сотворили с тобой чудо.

   — Конечно же, мой ясный сокол. Мы сотворили чудо. И не забудь нынешний ночной вторник, веди от него счёт. Для меня так важно, чтобы мы вместе несли заботы о нашем чаде.

Как и обещала княгиня Анна, через день после острого разговора и памятной ночи вторника она увезла Елену из Кремля, из Москвы. Путь им предстоял долгий, и крепкая крытая каптана, запряжённая парой сильных и рослых лошадей, хорошо подходила для трудной осенней дороги. Елена ни в чём не перечила матери, не спрашивала, куда та везёт её. Ещё и рассвет не наступил, как они покинули Москву через Серпуховскую заставу и покатили в сторону Боровска. Сопровождали каптану два конных воина из дворни княгини Анны.

Погода была мерзкая, шёл дождь, иногда со снегом, дорога была трудная и не располагала к разговору. Укрывшись меховым пологом, Анна и Елена дремали в глубине каптаны. До воровского Пафнутьева монастыря путники добрались только на другой день. Елена уже знала от матери, куда они держали путь и зачем. Да поверить тому не могла и пыталась забыть услышанное. Но, как наваждение, оно прорывалось в сознание и перекатывалось в голове, словно загадочный цветной шар, маня и в то же время отталкивая.

Сказала же княгиня Анна дочери так:

   — Мы в Пафнутьев монастырь не поедем. Делать там среди монашеской братии нечего. За монастырём в лесной пустыне живёт отшельником святой отец Ипат. Он и принесёт тебе благо, коего жаждешь.

   — Матушка, уж не святым ли духом он утолит мою жажду? — спросила дочь.

   — Так всё и будет, потому как он чародей от Бога.

   — Не во грех ли меня толкаешь, матушка? Знаю, что чародеев от Бога нет.