Эпикур
Эпикур читать книгу онлайн
Книга современного писателя Сергея Житомирского рассказывает о великом философе Древней Греции Эпикуре (341—270 гг. до н. э.), создателе одного из значительнейших нравственных учений и основателе философской школы, которая носит его имя. Среди главных героев романа нет вымышленных, исторические события описаны так, как о них рассказывают древние историки.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Фокион дал Эпикура в помощники управляющему финансами Алфею, хитрому старичку, который поручал юноше составление списков, проверку долговых обязательств и бесконечные подсчёты. Эпикур довольно быстро освоил эту работу, и она не тяготила его, потому что продолжалась только до обеда.
Управление военных расходов помещалось в Булевтерие в одной комнате с кассой феорика, то есть «театрального фонда». В своё время этот фонд был создан для устройства государственных зрелищ, но постепенно взял на себя обеспечение большинства общественных расходов. Феориком ведал Гимерий, который, правда, не часто появлялся в управлении, доверяя дела четверым помощникам.
У столов феорика вечно толпились просители. Занимаясь своими подсчётами, Эпикур неожиданно услышал знакомый голос, поднял голову от абака и увидел осунувшегося и обрюзгшего Стратокла. Толстяк утверждал, что когда-то внёс в кассу деньги для оплаты хора и требовал их назад. Служители доказывали, что феорик ему ничего не должен, тогда Стратокл взмолился, чтобы в память о его былых заслугах ему подарили бы денег или хотя бы дали в долг. При этом он объяснял, как тяжело жить без теосского вина, беотийских угрей и духов из Эфеса. Ушёл он огорчённый, ничего не получив.
Эпикур вспоминал давний спор Стратокла с Диогеном — эту встречу двух крайностей — и думал, что сама природа предпочитает держаться середины. Ведь грозы и бури бывают реже обычных дней. И физика не должна оказаться здесь исключением. Например, Демокрит допускает существование огромных атомов, размером с целый мир. Это, наверное, такая же крайность, как поиски абсолютной свободы или абсолютного наслаждения.
Поздней осенью в середине мемактериона на Афины обрушилось известие о смерти Леосфена. Во время отражения вылазки македонян он был ранен в голову ядром из вражеской машины. Рана оказалась смертельной, через три дня, не приходя в сознание, полководец умер. Горе охватило город. Не стало человека, с именем которого связывалась вера в победу и будущие успехи. Теперь Леосфену предстояло получить те самые отличия, о которых он когда-то сказал Фокиону во время Собрания — памятный камень на кладбище Керамика и надгробную речь над ним.
Эпикур вместе с толпой горожан пришёл на почётное кладбище. Там перед обелиском, на котором выбили имя полководца и имена воинов-афинян, погибших в Эллинской войне, Гипперид произнёс речь, яркую, но, может быть, лишённую настоящей теплоты. Эпикур вспоминал о встречах с Леосфеном на Самосе, поход в горы, грозу и ночь под звёздами, когда они говорили о смысле жизни. Афиняне плакали. Эпикур сперва держался, но потом тоже заплакал, беззвучно, не вытирая слёз.
Вместо Леосфена стратегом избрали Антифила. Наступила ветреная дождливая зима. Менандр писал из-под Ламии, что после гибели Леосфена жизнь в лагере стала унылой. Этому содействует скверная погода. Ополченцы многих городов отправились зимовать домой, и Антифил не смог их удержать. Правда, и македоняне терпят большую нужду и держатся из последних сил.
Война затягивалась, тем временем новые правители Азии не собирались оставлять Македонию в беде. Уже давно было известно о подготовке удара по Аттике с моря, и вот пришла весть о выступлении македонского флота под командой Клита Белого. К этому времени из двухсот сорока намеченных к постройке кораблей успели сделать только восемьдесят, но и это был достаточно сильный флот. Ефстион спешно вышел навстречу Клиту вдоль Кикладских островов.
Эпикур просматривал в лавке Тихона новые книги, когда на улице поднялся шум. Хозяин и посетитель вышли узнать, в чём дело. Через площадь, сопровождаемый толпой радостно кричащих горожан, двигался Стратокл с венком на голове.
— Славная победа афинского флота! — возглашал он. — Македоняне и финикийцы отброшены!
— Наконец-то! — воскликнул Тихон. — Слава Посейдону, добрые вести.
— На Пникс, афиняне, — взывал Стратокл. — Надо решить, как мы отметим победу.
Обрадованный Эпикур примкнул к ликующей толпе и вместе с остальными поднялся на площадь Собраний. Было солнечно и ветрено, белые и серые облака торжественно плыли с востока, со стороны Акрополя над раскинувшимся внизу городом. После печальных вестей о гибели Леосфена и тяжёлого ощущения безнадёжной осады весть о победе вселяла надежду на перелом к лучшему. Стратокл произнёс короткую речь с прославлением героев и предложил отметить победу торжественными жертвоприношениями с угощением народа и раздачей мяса. Предложение было с восторгом принято, постановили выделить средства и начать торжество.
Два дня город праздновал победу. У храмов стояли столы, за которыми сменялись группы пирующих, кипели котлы, воздух был наполнен запахом жаркого и острых приправ. Свистели флейты и стучали бубны, люди танцевали и пели, славили смелых моряков и богов-покровителей. Эпикур среди общего веселья ощущал грусть оттого, что с ним нет друзей. Он думал о Менандре и Тимократе, которые далеко на севере в холодных палатках сидят под стенами Ламии, и, наверно, до них ещё не успела дойти весть о победе.
С такими мыслями он стоял у храма Гефеста на Агоре: Невдалеке к столу, где угощались горожане, несколько человек привели Стратокла и уговорили его выпить с ними во славу афинского флота. Неожиданно Эпикур заметил около Пёстрой стой толпу, к которой отовсюду сбегались люди. Увеличиваясь на глазах, она медленно двигалась к Гефестиону. Скоро несколько человек подбежали к пирующим.
— Что вы делаете! — крикнул один, с перекошенным лицом, в хламиде воина. — Нас разбили у Аморга! Тридцать потоплено, девять спаслись, остальные захватил Клит!
— Это он, Стратокл, виноват! — воскликнул другой. — Пока мы тут веселились, они гибли в море!
Сидевшие за столом отшатнулись от оратора, он оказался один в центре круга горожан, которые кричали ему проклятия.
Стратокл растерянно оглядывался:
— Получается, я не угадал?
— Вот он! — бесновался воин. — Два сына моих утонули, а я тут плясал из-за его обмана!
Люди подбегали, плевали Стратоклу в лицо, кто-то призывал побить его камнями. Толстяк брезгливо сморщился и с неожиданной ловкостью забрался на скамью.
— Тише, граждане! — провозгласил он. — Что, собственно, страшного приключилось с вами по моей вине? Вы провели в радости два дня, только и всего!
— К морякам, узнать подробности, — позвал кто-то, и люди, оставив оратора, пошли вниз.
Стратокл обиженно пожал плечами и спустился на землю. Было похоже, что он действительно не понимал, какое оскорбление нанёс согражданам.
В тот же вечер пришло известие о высадке македонян у Рамина. Фокион немедленно объявил о сборе войска. Утром к Диомейским воротам должны были прийти граждане моложе пятидесяти лет с оружием и продовольствием на три дня. Мис, который ещё у Ламии обзавёлся собственным вооружением, заявил, что не намерен быть в бою зрителем, и пошёл с Эпикуром в качестве не только слуги, но и воина.
Утром на площади собралось около двух тысяч ополченцев, среди которых Эпикур не увидел Софана. Они стояли, разбившись на отряды по филам. Было холодно, раннее солнце почти не грело, люди дули на руки, кутались в плащи. Фокион обошёл воинов, разбил их по родам оружия, назначил старших и велел выступать.
Колонна двинулась по грязной дороге на восток поперёк полуострова Аттики к Эгейскому морю. Они оставили слева треугольную гору Ликабет, миновали проход между Северными и Южными Гиметами и вышли на холмистую Месагейскую равнину. Фокион торопился. Несмотря на свои годы, он вёл отряд быстрым шагом почти без передышек.
Эпикур глядел на раскисшие от оттепели поля, на ворон и галок, которые стаями ходили среди молодых всходов, голые деревья, дома и ограды селений и думал, что, может быть, видит всё это в последний раз.
Вот оно, величайшее наслаждение, которое не хотят признавать Аристипп и Стратокл, просто дышать, двигаться, смотреть вокруг, ощущать на коже прикосновения сырого тёплого ветра. «Смерть для живых не существует», — говорил Диоген, и, если верить Демокриту, это так. Но у неё среди живых есть полномочные послы. Куда деться от мыслей о ней? Можно думать, что бросишь ей вызов, можно утешаться мыслью, что рано или поздно она настигнет всех, можно... А если просто не думать, если сказать: «Смерть нас не касается?» Кажется, это удачное выражение, надо запомнить...