Эпикур

С седловины они увидели Элевсинский залив, край Саламина и перед ним россыпь Херадских островов. Начался спуск, впереди замаячили храмы и рощи Элевсина. Под деревьями на берегу реки, которая называлась Кефисом, как и та, что текла мимо Академии по ту сторону Эгалей, расположились на отдых. Друзья разыскали слуг, которые уже готовили еду, сходили искупаться, поели и отправились бродить среди костров, окликая знакомых, присаживаясь поговорить.

— Свидетель Зевс, мне нравится военная жизнь, — сказал Менандр.

Когда жара стала спадать, трубы объявили о сборе войска. Снова двинулись в путь. Дорога повернула на север к Платеям, Антифил хотел обойти Кадмею, крепость разрушенных Фив, где стоял сильный македонский гарнизон. Но и здесь войско могло натолкнуться на сопротивление — беотийские общины, освобождённые Александром от власти Фив, сочувствовали Македонии.

Остановились поздно вечером, немного не дойдя до Элевтер, афинской крепости, стоявшей на границе с Беотией. На этот раз Каллий не распустил эфебов. Они долго сидели у костра и слушали рассказы о его военных приключениях в Азии.

Ночь был тёплой, спали под открытым небом, не ставя палаток. Дальше шли с оружием. У Эпикура был кожаный шлем и панцирь из кожи, усиленный медными накладками. На плече он нёс лук, слева на поясе висел меч, справа — колчан со стрелами. Дорога, петляя, поднималась по склонам горной гряды Киферон. Порой при переходе через возвышенности перед Эпикуром открывалась панорама лесистого хребта с неровными гребнями отрогов и вершин. Ему показывали громадный горб Геликона — горы Муз и далёкую двуглавую вершину Парнаса, у подножия которого лежали Дельфы. Потом колонна спускалась вниз, и простор исчезал, скрытый однообразными склонами, где заросли кустарника и низкорослых деревьев перемежались выходами скал. Идти стало тяжелее. Солнце жгло. Скоро Эпикур уже не мог думать ни о чём, кроме отдыха. Из-под шлема на шею стекал пот, медные лепестки, спускавшиеся с пояса, надоедливо били по ногам. Он сочувствовал шедшему впереди Менандру, снаряжение которого было дороже и лучше, но зато тяжелей.

Неожиданно войско остановилось. Воинам предложили отдохнуть, не нарушая порядка колонны. Командиров вызвали к Антифилу. Каллий, тяжело топая, побежал вперёд, Эпикур без сил опустился на дорогу рядом с друзьями.

   — Знаете, я, кажется, начал разочаровываться в военной жизни, — сказал Менандр, стягивая шлем.

Остановка была вызвана сообщением конной разведки о том, что Платейская теснина занята отрядом беотийцев и македонян. Вскоре командиры вернулись, и движение возобновилось. Каллий объяснил, что решено стать лагерем в котловине недалеко от прохода и попытаться взять его штурмом. В расширении долины перед крутыми склонами, между которыми, как в воротах, исчезала дорога, началось устройство лагеря. Антифил разъезжал по засыпанному камнями дну лощины и распределял участки между отрядами. Когда он подъехал к Каллию, тот сказал, что хочет попробовать с несколькими эфебами подняться на гребень и разведать расположение противника.

   — Попробуй, — согласился Антифил.

Каллий выбрал десять человек, включая Менандра и Эпикура. Юноши уже успели отдохнуть, и вместе с силами к ним вернулось ощущение опасности — ведь они шли по чужой земле и в любое мгновение могли встретиться с врагами. Каллий, который когда-то охотился в этих местах, долго водил их по крутому, заросшему шиповником склону, отыскивая какую-то тропку, и в конце концов действительно нашёл уступ, неприятно наклонённый в сторону обрыва, который пересекал почти отвесную скалу. Вскоре уступ перешёл в тропу. Она наискосок полезла вверх среди зарослей и привела их на широкий, поросший дубками гребень.

   — Там, на северном склоне, лес кончается, — сказал Каллий. — Разобьёмся на пары. Двигаться туда и туда, — показал он, — дойти до опушки, осмотреться и назад. Встреча у этого камня.

Эпикур с Менандром двигались левее всех. Эпикур, который излазил все окрестности Самоса, чувствовал себя в горах увереннее и шёл впереди. Место было ровное, с небольшим спуском, но от сознания того, что впереди враг, тело охватывала противная слабость. Скоро Эпикур понял, что идёт по тропинке, которая всё круче устремляется вниз. Между стволами замелькали просветы, он замедлил шаги, снял с плеча лук. Сделал он это на всякий случай, не веря, что оружие может понадобиться. Но тропинка повернула, и он замер от неожиданности.

Прямо на него, шумно дыша, поднимался рослый македонянин в железных доспехах, за ним двигались ещё несколько человек. Эпикур не помнил, как вытянул стрелу из колчана и положил на тетиву. Воин, не замечая опасности, продолжал идти, шлем его был расстегнут, шея открыта. Надо было стрелять туда, в горло. Эпикур прицелился, но тут же почувствовал, что не сможет убить. Он немного наклонил лук и спустил тетиву. Стрела впилась в правое бедро воина, он громко вскрикнул, остановился, мельком глянул на рану и наконец заметил Эпикура. Через какое-то мгновение в руках македонянина оказался лук. Эпикур увидел страшное, яростное лицо человека, которому было не впервой убивать. Юноша пустил вторую стрелу до того, как враг успел выстрелить, и попал в кисть руки. Стрела македонянина прошуршала в листве над головой Эпикура, воин выронил лук и что-то закричал на непонятном языке. В это время Менандр с криком метнул копьё, справа через кусты уже ломились на помощь товарищи. Македоняне, которых было десятка два, вероятно, решили, что наткнулись на большой отряд и скрылись внизу. Только раненый через пару шагов споткнулся и сел на тропу. Каллий подбежал к воину первый, разоружил и быстро заговорил с ним по-македонски. Тот что-то ответил, Каллий выдернул из его ран стрелы, остановил кровь, и они поспешно отправились назад, уводя пленного, который хромал и бормотал непонятные проклятия.

— Молодец, Эпикур, — сказал Каллий, — половина выкупа твоя.

Эпикура трясло. В его сознании снова и снова возникало беспечное грубое лицо македонского воина в расстёгнутом шлеме, мысленно он опять спускал тетиву, но теперь стрела вонзалась в горло под подбородком, и воин, обливаясь кровью, валился на землю. Но ведь это счастье, что вторая стрела попала в руку! Эпикур понимал, что промахнись он, и конец приключениям был бы совсем другим. Из македонского лука в упор! Да он бы пробил этот панцирь насквозь, к тому же Эпикуров шлем вообще оставлял шею открытой.

Антифил несколько раз пытался штурмовать заслон беотийцев, но позиция врага оказалась неприступной. Говорили, что придётся возвращаться к морю и двинуться в обход Платей через Левктры. Но Леосфен, который к этому времени уже достиг Фермопил, узнал о беотийской засаде, вернулся с частью войска в Беотию и ударил противнику в тыл.

После недолгого боя враги сдались. Две тысячи беотийцев были отпущены, тысячу пленных македонян под охраной отправили в Афины. Афинское ополчение соединилось с отрядами наёмников и этолийцев, и Леосфен форсированным маршем повёл своё тридцатитысячное войско навстречу Антипатру; оставленный в Фермопильском проходе отряд мог не устоять перед натиском македонян.

От Платей до Фермопил было дальше, чем от Афин до Платей, но весь этот путь они прошли за два дня, из них полдня под дождём. Эпикуру казалось, что он никогда в жизни так не уставал. Но стремление опередить врага подгоняло воинов. И они успели. Антипатр подо шёл к проходу чуть позже Леосфена и остановился, не дойдя до скал, у Гераклеи.

Друзья прошли мимо шершавого от времени каменного льва, поставленного полтора столетия назад в память о подвиге Леонида [15] и его воинов, погибших, защищая Фермопилы от полчищ Ксеркса.

Отряд Каллия был послан в обход Тараханских скал, чтобы охранять тропу, по которой когда-то предатель Эфиальт провёл персов в тыл войску Леонида. Тропа начиналась у занятой противником Гераклеи и выводила по отрогам Калидромского хребта к морю далеко позади греческого лагеря. Эфебам предстояло пройти этот путь с обратной стороны. Погода портилась, с моря налетал ветер, солнце всё чаще закрывали облака.