Королева Виктория

Затем настала моя очередь. Со мной в экипаже была мама. Я была против, но я поняла, что по такому случаю мы должны забыть наши разногласия и вести себя на людях подобающим образом.

Когда я появилась, крики усилились и раздавались звуки труб. Улицы были запружены толпами народа, и казалось, люди были повсюду — в каждом окне дома, на деревьях, на перилах, чтобы только увидеть меня.

Я была счастлива. Призрак Флоры Гастингс канул в прошлое или почти что канул. И история с моими придворными дамами забылась. Я была королева, и это был день моей свадьбы. Когда я вышла в пышном белом платье, отделанном кружевами, то услышала возгласы восхищения. Я слегка дотронулась до сапфировой броши — подарка Альберта, имевшего особую ценность в моих глазах. Вокруг шеи у меня сверкало бриллиантовое ожерелье, а на голове был венок из флердоранжа.

Мама сидела рядом, когда мы проезжали по улицам, заполненным людьми. Я заметила, что мама чувствовала себя неловко на сей раз; за три года она кое-что поняла, да и отвратительного сэра Джона не было с ней, чтобы руководить ее поступками.

Я живо вспомнила свою коронацию, когда мне казалось, что быть королевой — самое замечательное в мире. Какой я была наивной! Может быть, такой осталась и до сих пор.

Мне было еще двадцать лет — но я была на три месяца старше моего дорогого жениха, и мне предстояло научить его многому, хотя он был хороший и умный, он не понимал полностью обязанностей и ответственности королевы Англии.

Аббатство выглядело прекрасно, и я была очень растрогана церемонией. Я никогда не забуду, когда Альберт надел мне на палец кольцо, скрепившее наш союз. Мы будем теперь вместе до конца дней. Мы были муж и жена. Альберт и я держались за руки и смотрели друг на друга. Все будет прекрасно, подумала я. Как может быть иначе с этим божественным существом!

Я увидела тетю Аделаиду. Как она постарела со смерти дяди Уильяма! Но она выглядела великолепно в пурпурном шелку и мантии, подбитой горностаем. Внутренне я обратилась к ней, вспомнив всю ее доброту в прошлом, как она понимала все про моих кукол, как она старалась устраивать для меня детские балы, потому что она знала, как я любила танцевать, а мама не позволяла мне ездить. Тетя Аделаида всегда была любезна с мамой, несмотря на грубость, которую видела в ответ, и все это потому, что она хотела помочь мне. Милая тетя Аделаида! Было грустно видеть ее такой печальной и усталой. Я нежно обняла ее. Она прижала меня к себе и прошептала, что надеется, что я буду счастлива.

Тут же стояла мама, дожидаясь, пока я поцелую ее и скажу, как я ценю все сделанное ею для меня. Возможно, у меня было много пороков, но лицемерие не было одним из них. Нет, мама, подумала я, прошлое так просто не сотрешь из памяти, хотя это и было бы удобно. Она приблизилась ко мне, протянув руки. Я взяла одну ее руку и пожала. По тому, как затаили дыхание окружающие, я поняла, что мой жест не остался незамеченным.

Потом мы с Альбертом поехали во дворец, и опять нас приветствовал народ, несмотря на дождливую погоду.

Нас ожидал бесконечный банкет, но, наконец, наступил момент, когда я смогла удалиться к себе и переодеться из своего свадебного платья. Я надела белое шелковое платье, отороченное лебяжьим пухом, и шляпу с широкими полями, почти совсем скрывавшими мое лицо. Это было неплохо, потому что нам предстояло проехать по улицам, а когда чувствуешь себя взволнованной, то не хочешь, чтобы все это видели.

Я спустилась вниз, и среди прощавшихся с нами я выделила высокую фигуру лорда Мельбурна. Я подошла к нему, и, когда он поклонился и поцеловал мне руку, вся моя любовь и нежность к этому человеку пробудились во мне вновь.

— Лорд Мельбурн, — сказала я с нежностью в голосе, — вы всегда будете здесь.

— Пока я вам нужен, — отвечал он, — и пока это возможно. Я кивнула.

— Вы приедете в Виндзор ужинать.

— В ваш трехдневный медовый месяц?

— Да, — сказала я. Он поклонился. Я продолжала дрожащим голосом:

— Какой на вас великолепный костюм, лорд Мельбурн.

— Я счастлив, что он заслужил одобрение вашего величества. Мне он представляется семидесятичетырехпушечным фрегатом.

Он насмешил меня, как всегда, но я видела слезы на его глазах. Я не должна была говорить с ним слишком долго, и я пошла дальше. Удаляясь, я услышала, как он прошептал:

— Благослови вас Бог, мэм.

И вот рядом со мной Альберт, нас ждала карета, которая доставит нас в Виндзор, где мы проведем наш медовый месяц.

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ

Какие это были прекрасные дни! Я не могла поверить своему счастью — я замужем за самым совершенным, дивным человеком. Красота Альберта восхищала меня. Мы любили друг друга пылко и нежно, и мне никогда в жизни не было так хорошо.

Альберту очень понравился Виндзор. Он любил природу. Он знал названия всех деревьев и растений. Когда мы гуляли, Альберт много рассказывал мне о них. Чтобы его не обидеть, я старалась делать вид, что меня это очень интересует.

Как-то он сказал, как приятно ложиться рано и вставать рано по утрам. Он уже и раньше говорил мне, что танцы до полуночи — глупое занятие.

— Но Альберт, — возражала я. — Я люблю танцевать, и после полуночи всегда бывает веселее.

— Но тогда ты не чувствуешь себя бодрой по утрам. А рано утром лучше всего работается.

— Я заставлю тебя изменить это мнение, — сказала я. — Я бы хотела танцевать с тобой до двух часов утра. Он так испугался, что я начала понимать, что наши вкусы немного разнятся.

Лецен была в Виндзоре вместе с нами. Я заметила, что она несколько изменилась. Я поняла, что Альберт и Лецен не испытывают расположения друг к другу.

Лецен почти все время вела себя суетливо. Я полагаю, ей хотелось, чтобы Альберт знал, как она мне предана и как поддерживала меня всегда.

К нам приезжали гости, и, конечно же, нас навестил мой обожаемый лорд Мельбурн. Я была так рада его видеть! Он сказал, что супружеская жизнь пришлась мне явно по вкусу, и был рад за меня.

Он рассказал, что моя мать собирается выехать из Букингемского дворца. Лорд Мельбурн надеялся, что ганноверский король позволит ей занять его апартаменты в Сент-Джеймском дворце.

— Он никогда там не живет, — сказал лорд Мельбурн. — Но его величество проявил твердость и отказался уступить свои покои.

— Боюсь, что если мама останется в Букингемском дворце, то могут возникнуть проблемы. Правда, Альберт считает, что наши осложненные отношения с мамой из-за того, что я слишком с ней сурова.

— Значит, он не понимает ситуацию.

— Да. Но я пыталась объяснить ему.

— Я советую вам снять для герцогини Ингестри-хаус на Белгрейв-сквер. Он сдается внаем за 2000 фунтов в год. Может быть, позже найдется более подходящая резиденция, но, я полагаю, вашему величеству угодно, чтобы переезд состоялся поскорее. Следует ли мне начать переговоры?

— Пожалуйста. Я просто не могу, чтобы она вызывала разногласия между Альбертом и мной.

Мы вернулись в Лондон. Как я любила все, что мы делали вместе, — кататься верхом, гулять, а уютными вечерами разыгрывать дуэты. Нас часто навещал Эрнст. Я заметила, что братья очень привязаны друг к другу. Иногда у нас бывали танцевальные вечера. Альберт танцевал прекрасно, но он всегда рано удалялся. Несмотря на то, что мне хотелось потанцевать побольше, я уходила вместе с ним.

Теперь, оглядываясь назад, я вижу, как мы были непохожи, и как много недоразумений возникло между нами по моей вине. Альберт был слишком хорош. Я помню, как лорд Мельбурн сказал однажды, что со святыми труднее иметь дело, чем с грешниками, потому что святые хотят, чтобы все походили на них, тогда как грешники ничего не имеют против святых, если только те не мешают им предаваться удовольствиям. Он добавил:

— Мне всегда казалось, что есть большая доля истины в старой поговорке: «В самом худшем из нас есть немного хорошего, и немного плохого в самом лучшем, и лучшим из нас не подобает критиковать остальных».