Королева Виктория

— Мой милый Альберт, — сказала я, — тебя не должны обижать эти глупые люди.

— Я вижу, что многим не нравлюсь. То меня критикуют как бесполезного дурака, повинующегося своей жене, то как хитроумного проходимца.

— Если бы они знали, какой ты замечательный! В свое время они поймут. Мы должны быть терпеливы. Он пристально посмотрел на меня и сказал:

— О да, мы должны быть терпеливы. И я поняла, что он обращался не столько ко мне, сколько к себе.

— Тебе не кажется, что наши вечера… довольно скучны? — сказал мне как-то Альберт.

— Нет, — отвечала я. — Я люблю вечера, когда мы вдвоем, а ты разве нет?

— Я думаю, мы должны приглашать ко двору интересных людей.

— Но люди, которые нас окружают, и есть наш двор.

— В Розенау мы приглашали писателей, ученых, художников…

— Мне такие люди не нравятся. Они говорят о том, чего я не понимаю.

— Ты можешь научиться и найдешь их очень интересными.

— В Розенау очень небольшой двор, это совсем другое дело.

— Твой дядя Георг IV приглашал таких людей.

— Его считали очень вульгарным. Он был непопулярен, ты знаешь.

— У него, должно быть, собирались очень интересные люди.

— А мне казалось, что ты счастлив. Он нежно поцеловал мне руку.

— Моя маленькая, ты — прелесть, но мне просто не хватает других занятий.

— Милый Альберт, как тебе может чего-нибудь не хватать?

— Видишь ли, у тебя твоя работа, бумаги, беседы с премьер-министром. А я… я просто так. Я бы хотел помогать тебе.

— О как ты добр! Но ты же знаешь, сколько обязанностей у королевы — мне приходится обсуждать государственные дела, принимать решения, подписывать различные документы.

— Я хочу, чтобы ты поняла — я здесь, чтобы помогать тебе.

— Милый Альберт!

Я подумала, что у него действительно нет никаких обязанностей, а Альберт был не из таких людей, кто жил только развлекаясь.

Приехал лорд Мельбурн и привез мне на подпись бумаги. Мне пришла одна мысль, и я позвала Альберта. — Дорогой, — сказала я. — У меня есть работа. Ты мне не поможешь?

— С огромным удовольствием, — отвечал он с просветлевшим лицом.

— Вот и чудесно. Пойдем в кабинет. Он сел рядом со мной.

— Что это за бумаги? — спросил он, взяв их. Я осторожно забрала документы из его рук.

— Их принесли мне на подпись.

— О да, я понимаю. Но каково их содержание?

— Я обсудила все с лордом Мельбурном. Мне осталось их только подписать. Протянув ему промокательную бумагу, я сказала:

— Вот, мой милый, я буду подписывать, а ты промокать.

Я поставила свою подпись и пододвинула лист Альберту. Я не могла понять выражения его лица, но мне показалось, что в нем было заметно некоторое раздражение, которое он тщательно сдерживал.

Вскоре я стала чувствовать себя плохо, меня тошнило, особенно по утрам. Лецен наблюдала за мной с понимающим видом.

— Может ли это быть? — сказала она. — Так скоро? Мне пришла в голову мысль, от которой я пришла в ужас, — я беременна. Пожалуй, этот страх можно объяснить тем, что тогда материнские чувства не были мне свойственны, и перспектива иметь детей испугала меня. Я думала больше о предстоящих мне испытаниях, чем о результате. Я любила детей, когда с ними можно было разговаривать, но к младенцам у меня никаких чувств не было.

Разумеется, я понимала, что должна исполнить и этот долг королевы — иметь детей. Но мне не хотелось думать об этом… во всяком случае пока.

Я никогда не забывала принцессу Шарлотту, так влюбленную в дорогого дядю Леопольда, — она умерла от родов.

Очень многие умирали от родов. Некоторых из придворных дам я знала… Они были молодые, здоровые… и вдруг умерли. Я постоянно об этом думала и как-то сказала Лецен. Та меня успокоила.

— Мы позаботимся о вас теперь, — сказала Лецен, — а что говорит принц?

— Я ему еще не сказала.

— Значит, я первая об этом узнала, — сказала Лецен с довольной улыбкой.

— Да, Лецен. Вы первая.

— Когда вы скажете принцу?

— Я скажу ему, как только увижу его. У нас не должно быть секретов друг от друга. Дядя Леопольд написал мне перед свадьбой: «Говорите друг другу все. А если поссоритесь, всегда миритесь до наступления ночи. Никогда не ложитесь спать, не помирившись». Это хороший совет, правда, Лецен?

— Вы должны держать руки и ноги в тепле, — сказала Лецен, не ответив на мой вопрос. — Вы же знаете, как вы мерзнете.

— Но не летом, моя милая Дэйзи.

Я знала, что она опять начнет суетиться, и мне это нравилось. Когда я сказала Альберту, он очень обрадовался.

— Когда? — спросил он.

— Я не знаю. К концу года. Наверное, в декабре. Он поцеловал мне руки.

— Ты как будто не очень довольна? — спросил он с изумлением.

— Я не думаю, что рождение ребенка очень приятное переживание.

— Подумай только, какая это радость… наш ребенок… твой и мой.

— Наш ребенок, — сказала я немного едко, — но рожать придется мне. — Меня несколько раздражило, что он забыл об опасности для меня.

— Моя маленькая женушка, — сказал он, целуя. — Тысячи женщин во всем мире рожают детей. Ты же не хочешь сказать, что королева боится того, что все остальные переносят спокойно? Я ответила, стараясь подавить вспышку раздражения:

— Лецен, невзирая на всю ее радость, очень обеспокоена. Я это заметила, хотя она, конечно, старалась мне этого не показать.

— Ты ей уже сказала?

— Да, конечно.

— Кому еще?

— Никому… пока.

— Значит, она узнала первой?

— Так случилось.

— Так случается постоянно.

— Конечно, она всегда при мне, и надеюсь, что и останется.

— Мы отвыкаем от старых слуг.

— Лецен не прислуга. Тебе придется понять это, Альберт.

— Мне придется?

— Да, придется. Он посмотрел на меня обиженно. Это начинало меня раздражать.

— Нужно сделать объявление, — сказал он.

— Еще слишком рано.

— Не думаю. Народу следует знать. Ребенок будет престолонаследником.

— Я сначала спрошу лорда Мельбурна.

— Значит, мое желание не имеет значения?

— Как ты можешь говорить так, Альберт?

— Лецен должна узнать первой, лорд Мельбурн должен решить, когда объявить об этом событии. Я вижу, что мои желания имеют мало значения.

Обычно, как это бывало в таких случаях, я бы обняла его и сказала, что его желания важнее всего, но я чувствовала себя плохо и знала, что в течение нескольких месяцев мне придется вынести немалые неудобства.

— Ты забываешь мое положение, Альберт, — сказала я холодно. — Ведь я королева.

— Я это хорошо знаю, — сказал Альберт уязвленным тоном. — Пожалуйста, не думай, что я могу когда-нибудь об этом забыть.

— Ну тогда все хорошо, — сказала я и вышла. Когда я рассказала лорду Мельбурну, он был глубоко тронут.

— Да благословит Бог ваше величество и младенца, — сказал он со слезами на глазах. Я рассказала ему о моих опасениях, и он все понял.

— Это вполне естественно, — сказал он, — но за вами будет самое лучшее наблюдение, и я думаю, добрая старая Лецен позаботится о вас, а ваше цветущее здоровье позволит вам все перенести благополучно. Это было то, что я хотела слышать.

— Никаких больше скачек по Виндзорскому лесу, — сказал он предостерегающе. — И только самые медленные танцы.

— Альберт говорит, что я слишком люблю поесть. Может быть, мне ограничить себя в еде?

— Но кормить-то теперь придется двоих. Представители ганноверской династии любили наслаждаться всеми радостями жизни — и еда была для них одной из этих радостей. Мы засмеялись, так приятно было его слушать.

— Вы думаете, следует сделать объявление? Лорд Мельбурн покачал головой:

— Лучше пусть новости просочатся сами собой. Народу это больше нравится. Беременна она или нет? Это возбуждает больший интерес, чем официальное заявление.

— Вы думаете, им это понравится?

— О да. Народ обожает различные события — свадьбы, коронации… прекрасно. Но рождение… детей… значительнее всего. Как славно, будут говорить в народе, наша дорогая королева такая же, как и мы.