У стен Анакопии

— Говори то, что хотят слышать мои уши.

О Келасурокой крепости Юсеф решил не говорить; ее осаждал не только его отряд, а пять отрядов. Пусть же все пять начальников и отвечают перед наместником. Но картлийских правителей он в самом деле упустил по собственному небрежению, и это его страшило.

— При одном твоем имени, Гроза неверных, картлийские шакалы трусливо удрали, поджав хвосты... Блистательный, я возьму проклятых кяфиров в их собственном логове и приволоку их на аркане к твоим ногам. Прикажи брать крепость...

Мерван вскипел:

— Ты врешь! Если верить твоему поганому языку гиены, то у картлийских шакалов оказались тигриные зубы! Сколько твоих кельбитов перебили они, пока ты забавлялся с пленной кяфиркой?

Юсеф похолодел. Кто донес на него? Это, должно быть, Зеид. Он давно метит в начальники тысячи кельбитов. Юсеф понял: ему не будет пощады.

— Молчишь! Ты, недостойный быть даже погонщиком верблюдов, собираешься привести ко мне из этой крепости картлийских правителей? — Мерван зло рассмеялся.

Все окружающие льстиво подхватили смех своего грозного повелителя и одновременнотпочувствовали облегчение: гнев Грозы неверных проходил; молния уже ударила в Юсефа. Мерван брезгливо пнул новой Юсефа:

— Иди, приведи их ко мне на аркане!

Юсеф откатился, потом встал, затравленно озираясь.

— Я жду! — бросил Мерван. — Мое терпение висит на одном волоске бороды.

Это был приговор. Старый законовед — досточтимый муджтахид Али Махмуд понял, чего ждет от Юсефа Гроза неверных.

— Благодари Славу омейядов, — сказал он Юсефу. — Он дарует тебе возможность умереть правоверным мусульманином, хотя ты своим нерадением и не заслужил этой милости. Иди же, если ты истинный мусульманин. Помни: бог или уничтожает, или утверждает.

— Как будет угодно Аллаху, — покорно сказал Юсеф и пошел к крепости.

Он шел, не оглядываясь; сабля продолжала болтаться у него на шее. Потом он выхватил ее из ножен и побежал к крепости. Осажденные смотрели на Юсефа с интересом, а арабы — с молчаливым презрением. Юсеф подбежал к крепости и стал в безумии колотить стену саблей, биться о нее головой, выкрикивая проклятия по адресу неверных и славя Аллаха. Абазги и картлийцы, свесив головы со стены, с изумлением смотрели на буйствующего араба, в одиночку штурмующего крепость. Они поняли, что он за что-то наказан и послан на смерть. Нет, легкой смерти враг не дождется. Пусть продлятся его мучения. Обессилев, иступив саблю, весь залитый кровью из разбитой головы, Юсеф упал. Мервану надоело смотреть на него. Он приказал послать в Келасури за стенобитными машинами, потом потребовал коня. Вместе с Сулейманом и несколькими телохранителями Мерван стал объезжать крепость; он все больше утверждался в первом своем впечатлении о ней. «Проклятые кяфиры знали, куда бежать от меня.

Много придется положить здесь моих воинов, чтобы достать их». Он злился на себя за то, что поддался соблазну захватить живыми картлийских правителей и слишком далеко оторвался от главных сил. Ему надо было возвратиться к своему войску раньше, чем оно подойдет к Дарьялу. «Осада Анакопии может затянуться. Придворные поэты за нее не сложат в честь меня похвальных касыд. Пусть Сулейман сам достает картлийских правителей, раз не сумел их захватить раньше», — подумал он. Вслух же сказал ему:

— С востока и севера подходов к крепости нет. Будешь брать с юга и запада. На «бараньи лбы» особенно не надейся. Видишь, перед воротами площадка мала; стенобитных машин там не поставишь. Прикажи побольше лестниц готовить. Лесу кругом много.

Все это Сулейман и сам видел. Он понял: наместник халифа предоставляет ему великую честь самому крошить свои старые зубы об эту мощную крепость. Сулейман ненавидел и боялся Мервана ибн-Мухаммеда, втайне называл его похитителем славы своих военачальников, но ответил почтением, сложив ладони и кланяясь:

— Воля Грозы неверных для меня закон.

После осмотра крепости Мерван приказал собрать всех военачальников.

— Мусульмане, перед вами сильная крепость неверных, — сказал он. — Вы возьмете ее, как взяли сотни таких крепостей, ибо для правоверных воинов нет преграды, если они стремятся в эдем. Повелеваю: сравняйте эту крепость с землей, картлийских и абазгских правителей возьмите живьем; кто доставит их мне живыми, получит награду. Остальных жителей отправьте к их Исе. Сердце мое скорбит от того, что не увижу я священного знамени ислама на развалинах Анакопии. Но более важные дела вынуждают меня покинуть вас. Да свершится воля Аллаха, правоверные!

Все распростерлись перед своим повелителем в знак почтения и повиновения. Мерван уехал в сопровождении тысячи головорезов кайситов. Сулейман отдал распоряжение готовить лестницы. К вечеру вереницы верблюдов приволокли мощные, но бесполезные здесь стенобитные машины. Так прошел первый день осады Анакопии. Уже в сумерках в лагерь пришел Юсеф. Он униженно подполз к Сулейману, прося выслушать его.

— Ты не сумел воспользоваться милостью Грозы неверных и умереть как мусульманин. Земля и небо не принимают нечестивца. Я прикажу тебя утопить. Не оскверняй моего взора. Прочь!

Юсефа схватили и поволокли, но он вырвался да снова бросился в ноги Сулейману.

— Ты, Сулейман ибн-Исам, Лев пустыни, славящийся мудростью, выслушай меня. Я, ничтожество, проникну ночью в крепость и, если будет на то воля Аллаха, открою ворота или спущу с крепостных стен веревки, чтобы воины, которым ты прикажешь, смогли по ним подняться в крепость.

Сулейман подумал, что простая заноза может вызвать смертельную болезнь. Пусть же Юсеф эта грязная заноза — проникнет в Анакопийскую крепость. Может быть, что-нибудь и получится из этого? В конце концов, Юсеф имеет право на смерть, достойную мусульманина.

— Иди и попытайся еще раз, — разрешил Сулейман.

Юсеф ушел. До самого рассвета назначенные люди ждали от него условного сигнала. А утром, во время намаза, все увидели, как с крепостной стены сбросили злополучного начальника кельбитов. Все заметили что он жив, но так и остался лежать у подножья стены. Видно, и впрямь его не принимали земля и небо.

ЗАВЕЩАНИЕ ПОТОМКАМ

...И дали они друг другу клятву твердую в том, что не будет вражды между ними... «Картлис цховреба».

1

После короткого отдыха Гурандухт выглядела свежей и блистала красотой. Cказано — молодость! Будто не было позади страшного боя и бегства сквозь грозовую ночь. Хибла отнеслась к ней как к родной сестре. Женщины быстро сблизились. Гурандухт попросила Хиблу показать ей Анакопию. Они поднялись на стену цитадели. Дочь Мириана с состраданием смотрела на анакопийцев, покидающих свой город. Она и здесь не чувствовала себя в полной безопасности.

— Живой не дамся. — Она показала Хибле маленький кинжал. — Но я осквернила его. Когда мы прорывались сквозь окружение, один саркиноз вцепился в меня и я... — Гурандухт вздрогнула от пережитого ужаса. — Осторожно, отравлен, — предостерегла она.

— Знаю, у меня тоже был такой кинжал. Я его не ношу с той поры, как позволила моему повелителю впервые войти ко мне.

Хибла лукаво взглянула на девушку; она старалась отвлечь гостью от горьких дум. Та грустно улыбнулась.

— Дай бог, чтобы и мне он не понадобился.

К вечеру Гурандухт стала беспокойной. Хибла думала, что ее тревожит приближение мусульманского войска, но после неудачной погони арабов за Апста зыхьчо она поняла: причина в другом. Завидев их дозор, гнавшийся за апсилами, Гурандухт впала в отчаяние; когда же Апста зыхьчо с сыновьями благополучно проскочил в крепость, она разочарованно воскликнула:

— Ах, это не он!

Хибла смекнула: не Леона ли девушка ждет?

— Мусульмане уже пришли. Теперь архонт если даже и вернется из Собгиси, не сможет проникнуть в Анакопию, — сказала она, чтобы проверить свою догадку.

От лица Гурандухт отлила кровь.