Александр Благословенный

5 апреля Наполеон прибыл в Донауверт и за пять дней в сражениях при Танне, Экмюле, Ландсгуте, Абенсберге и Регенсбурге разбил главную австрийскую армию. Её остатки отступили на левый берег Дуная, и 30 апреля Наполеон победителем вступил в столицу Австрии Вену.

Русские поддержали Наполеона и сосредоточили в Галиции на австрийской границе 70-тысячный экспедиционный корпус под командованием князя Сергея Фёдоровича Голицына. Правда, лишь 32 тысячи из них вошли на австрийскую территорию, да и то только через три недели после падения Вены. О масштабе «боевых действий» свидетельствует тот факт, что в сражениях между русскими и австрийцами, происшедшими 2 июля 1809 года под Подгружем, было убито два и ранено ещё два человека.

Но судьба австрийцев была предрешена. 24 июня под Ваграмом Наполеон разгромил их наголову и продиктовал жёсткие условия сначала перемирия, а затем и мира, подписанного в сентябре в Альтенбурге.

Тогда же, 5 сентября 1809 года, был подписан Фридрихсгамский договор между Россией и Швецией. На севере для России наступил мир, но на западе, несмотря на окончание войны с Австрией, обстановка оставалась напряжённой. После падения Австрии Россия получила Тернопольскую область, но вопреки надеждам Александра ещё большие территории за счёт Галиции получило союзное Наполеону Варшавское герцогство. Это внесло диссонанс в отношения между Александром и Наполеоном, поскольку у поляков появились надежды на восстановление независимой Польши.

Александр в беседе с французским послом в Петербурге Коленкуром потребовал гарантий Наполеона, что Франция не станет содействовать восстановлению Польши. Не успел Коленкур довести это требование до сведения Наполеона, как тот, выступая во французском сенате 21 ноября 1809 года, сказал: «Союзник и друг мой российский император присоединил к своей обширной империи Финляндию, Молдавию и Валахию и часть Галиции. Не соперничаю ни в чём, могущем послужить ко благу России. Мои чувства к её знаменитому монарху согласны с моею политикой» [108].

В конце ноября 1809 года Александр несколько дней провёл в Твери у своей сестры Екатерины Павловны и её мужа герцога Ольденбургского, занимавшего пост тверского, новгородского и ярославского генерал-губернатора, а затем 6 декабря приехал в Москву. Как и в дни коронации, он был восторженно встречен москвичами и пробыл в Первопрестольной до 14 декабря, занимаясь главным образом рассмотрением проекта учреждения Государственного совета, разработанного Сперанским. Государственный совет должен был стать высшим законодательным учреждением Российской империи, призванным рассматривать все законопроекты, перед тем как они поступят на подпись к царю.

Проект готовился в глубочайшей тайне, и даже Аракчеев, бывший и в Твери, и в Москве вместе с царём, ничего не знал о его разработке. Он узнал об этом, возвратившись в Петербург, и то после графа Салтыкова, князя Лопухина, графа Кочубея и графа Румянцева, которые одобрили проект письменно раньше его.

Румянцева Александр предполагал назначить председателем Госсовета, а всех прочих ввести в его состав. Аракчеев, смертельно обидевшись, написал Александру: «Не гневайтесь на человека, без лести полвека прожившего, но увольте его из сего звания, как вам угодно» [109].

Александр был смущён и ответил на эту более чем краткую записку весьма пространным письмом: «Не могу скрыть от вас, Алексей Андреевич, что удивление моё было велико при чтении письма вашего. Чему должен приписать я намерение ваше оставить место, вами занимаемое? Говорить обиняками было бы здесь неуместно. Причины, вами изъясняемые, не могу я принять за настоящие. Если до сих пор вы были полезны в звании вашем, то при новом устройстве Совета почему сия полезность может уменьшиться? Сие никому не будет понятно. Все читавшие новое устройство Совета нашли его полезным для блага империи. Вы же, на чьё содействие я более надеялся, вы, твердившие мне столь часто, что кроме привязанности вашей к отечеству личная любовь ко мне служит побуждением, вы, невзирая на оное, одни, забыв пользу империи, спешите бросить управляемую вами часть в такое время, где совесть ваша не может не чувствовать, сколько невозможно вас заменить. Вопросите искренно самого себя, какое побуждение в вас действует? И если вы будете справедливы на свой счёт, то вы сие побуждение не похвалите. Но позвольте мне, отложа здесь звание, которое я на себе ношу, говорить с вами как с человеком, к которому я лично привязан, которому во всех случаях и доказал сию привязанность. Какое влияние произведёт в глазах публики ваше увольнение от должности в такую минуту, где преобразование полезное и приятное для всех введено будет в правительстве? Конечно, весьма дурное для вас самих. Устройство Совета будет напечатано, всякий судить будет, что не от чего было вам оставлять своего места, и заключения будут весьма невыгодны на ваш счёт. В такую эпоху, где я, право, имел ожидать от всех, благомыслящих и привязанных к своему отечеству, жаркого ревностного содействия, вы одни от меня отходите и, предпочитая личное честолюбие, мнимо тронутое, пользе империи, настоящим уже образом повредите своей репутации. Если всё вышеописанное, против чаяния моего, над вами действия никакого не произведёт, то по крайней мере я вправе требовать от вас, чтобы до назначения преемника вашего вы продолжали исполнять обязанность вашу, как долг честного человека оного требует. При первом свидании вашем вы мне решительно объявите, могу ли я в вас видеть того же графа Аракчеева, на привязанность которого я думал, что твёрдо мог надеяться, или необходимо мне будет заняться выбором нового военного министра» [110].

Однако Аракчеев остался непреклонным и просил Александра заменить его и на посту военного министра, соглашаясь лишь временно исполнять свои прежние обязанности, пока его преемник примет у него дела.

Кроме документов, относящихся к структуре, задачам и функционированию Государственного совета, Сперанский подготовил весной и летом 1809 года ещё два важных проекта, вскоре получивших одобрение Александра.

3 апреля появился указ «О придворных званиях», по которому всем сановникам, имевшим звания камер-юнкеров и камергеров, предлагалось в двухмесячный срок избрать себе действительную военную или гражданскую службу, а старые придворные звания было велено считать отличиями, не дающими никакого чина.

6 августа был издан указ «О чинах гражданских», суть которого состояла в том, чтобы чин коллежского асессора присваивался только тем, кто окончил университет. Ныне служащим необходимо было предъявить свидетельство об окончании университета и при производстве в статские советники.

Оба указа оказались крайне непопулярны, ибо касались судьбы и положения тысяч чиновников и десятков придворных.

...Все, кто занимался историей царствования Александра I, считали, что вместе с 1809 годом завершился первый период его правления — период преобразований.

Начиная с 1810 года политическая атмосфера в Европе делалась всё более неблагоприятной, ибо стали явственно проявляться признаки приближения неотвратимой войны, которая вместе с подготовкой заняла пять лет — с 1810 по 1815 год — и составила ещё один важный период в истории России и всей Европы.

Глава 5

ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ

Отставка Аракчеева была воспринята всеми, особенно военными, с огромной радостью. Однако Александр, освободив своего друга от должности военного министра, уговорил его стать председателем военных дел в новом Государственном совете. Таким образом, Аракчеев занял ещё более высокую должность, так как председатели департаментов стояли выше министров и подчинялись лично царю, в то время как министры были подчинены ещё и председателю Комитета министров, а также председателю своего департамента и председателю Госсовета.