Старший брат царя. Книга 1

— Ой, Алла! — заволновался тысячник. — Мне сообщили, а я не поверил. Послал гонцов, они не вернулись.

— И не вернутся, русские рядом. Иди и защищай Щегловские ворота. Хан приказал завалить их и держаться до вечера. Повелитель пойдёт тем берегом, будет собирать войско на Шивороне. Я подымаю стан.

— Саттар-мирза! Ты говоришь страшные слова! Кто разбил войско повелителя?

— Слава Аллаху! Войско не разбито, боя не было, но мы уходим.

— Саттар, я знаю — ты приближенный повелителя. Но не могу поверить тебе. Прости!

— Верь и повинуйся! Смотри.

— Перстень повелителя?! — Молитвенно сложил руки и поклонился.

— Да, Тимербулат. Иди и держи Щегловские ворота до вечера.

Скоро Саттар с товарищами подъехал к ханскому лагерю, здесь царили спокойствие и тишина. Мирза сразу поехал к шатру. Нукеры рванулись преградить ему дорогу. Но, узнав Саттара, остановились в недоумении — порядок нарушил приближенный хана!

Евнух Насим-баши сидел на солнышке у входа, рядом с ним старухи доили кобылиц-кумысниц. Саттар спешился около евнуха:

— Приветствую тебя, Насым-баши. Пошли в шатер.

— Приветствую и тебя, Саттар-мирза. Говори здесь.

Но мирза уже поднял полог, пришлось старику подниматься и следовать за ним.

— Ну, чего тебе, Саттар?

— Смотри.

Евнух рассмотрел перстень и низко поклонился:

— Приказывай.

— Хан повелел отдать мне ларец. А тебе уходить. Если нагонят русские, сделай так, чтобы Хабиба ждала хана в садах Аллаха.

— Саттар-мирза! Хан очень любит Хабибу, а мне она как дочь. Так он не мог сказать!

— Сказал. Да продлит Аллах его годы!

— Мирза, если ты ошибся — рискуешь головой!

— А ты, осмелившись сомневаться, уже навлек гнев хана! — Саттар поднял над ним ятаган.

— Я повинуюсь, мирза.

— Теперь я не верю тебе, старик. Придется мне самому покончить с ней!

— Верь мне, Саттар. Клянусь Аллахом! Дай нам возможность уйти от гяуров.

— Поверю, но смотри... Теперь идем, давай ларец.

— Сюда нельзя тебе! Это — женская половина! Смерть покарает всякого...

Перед Саттаром, преградив путь, вырос негр-великан. Саттар молча рубанул его ятаганом наискось. Негр, захрипев, осел. Мирза шагнул через него со словами:

— Сейчас мне все можно, старик. У меня нет времени. Идем.

Женская половина была освещена плошками. Хабиба подняла голову от шитья, вскочила:

— Как смеешь смотреть, презренный пес! Насым, убей его!

Саттар, впервые увидев красавицу без паранджи, невольно остановился. Никогда еще не приходилось ему видеть такой тонкий стан, такие острые маленькие груди, прикрытые прозрачным шелком, по-детски округленное лицо с огромными, полными огня глазами. Невольно пришло сравнение — усладительница-гурия райских садов Аллаха!

На восклицание Хабибы он невольно ответил поклоном:

— Прости меня, прекрасная Хабиба-джан. Я выполняю волю хана. Насым, давай ларец.

Евнух, бормоча молитву, подошел, раскидал укладку ковров и одеял, достал ларец с вырезанным тонким узором и протянул его Саттару. Хабиба бросилась к ним:

— Что ты делаешь, старый ишак! Хан посадит тебя на кол!

Насым отстранил ее:

— Так нужно, девочка. Аллах разгневался на нас. У мирзы перстень хана!

Хабиба, не слушая его, пыталась вырвать ларец. Саттар подошел и взял ларец у евнуха. В тот же момент увидел маленький нож около лица. Удар пришелся по ларцу, которым он успел защититься. В следующий момент, схватив своей клешней нежную руку девушки, усмехнулся:

— Твоя ручка должна ласкать, а не убивать. Ты, прекрасная Хабиба, смотри. Узнаешь перстень повелителя?

— О Алла! Ты убил его?!

— Нет, Хабиба. Он отдал его, чтобы все повиновались мне как самому хану. Насым, скажи, что это так.

— Это так, девочка.

Хабиба вырвала руку и, отбежав, с диким воплем повалилась на одеяла. Саттар, продолжая любоваться наложницей, попросил Насыма:

— Дай мне тряпицу накрыть ларец... Не эту, слишком хороша, попроще. Вот так. Прощай, Хабиба-джан. А ты, старик, помни приказание хана...

Саттар ускакал. Лагерь зашевелился; заплакали дети, зашумели, запричитали женщины, заблеяли овцы... Пригнали лошадей, начали запрягать арбы, надевать вьючные седла... И вдруг раздались страшные слова: «Урус аскер! Русские вои!» И все смешалось! Где-то рядом зазвенели, застучали сабли, донеслись жуткие вопли смертельно раненных и живых.

Дико понеслась крытая арба Насым-баши, окруженная нукерами... Потом постепенно затихли скрипы колес и конский топот, успокоились брошенные отары. Одиноко стоял верблюд, привязанный к большеколесной арбе, пережевывая жвачку, и изредка горестно вздыхал...

Отправленные во все стороны верховые разъезды присылали гонцов с вестями, и к полудню князю Курбскому стало ясно, что Девлет-Гирей, оставив несколько тысяч ратников для прикрытия на побережье Упы, отводит свои войска по Одоевской дороге. Теперь нужно было выходить на ту сторону засеки, небольшие отряды русских уже начали просачиваться в ее глубь.

Казаки пригнали большой косяк татарских лошадей с хомутами, постромками и крючьями, чтобы растаскивать завалы. Курбский наблюдал за ходом работ вместе с младшими начальными людьми; среди них были Большешап, Дмитрий, Федор и Юрша.

Прибежал гонец и сообщил: пленные подтвердили, что засеку с той стороны обороняет всего тысяча татар. Князь подозвал Дмитрия:

— Скажи, сотник, по той стороне засеки может Девлет послать помощь этой тысяче?

— За Малиновской засекой лежат овраги и буераки, поросшие лесом. Пеший отряд пройдет, конница застрянет.

— По-твоему, выходит, что татарское войско не выберется на наш берег?

— Может, князь. Татары знают удобную дорогу, по ней когда-то они нападали на Тулу. Это от Одоевских засечных ворот верст двенадцать к Пителинским горам, там Упу можно перейти против Шат-реки. По этому пути можно и обоз провести, но много неудобий — тысяча на версту растянется.

— Ладно! Значит, нам нужно поспешать. А тут, я смотрю, до вечера работы хватит... Дмитрий, сможешь обойти засеку, отогнать татар и помочь делать проход с той стороны?

— Прикажи, зайдем. Княжич Федор проведет нас, он тут вместе с засечным воеводой был.

— Проведу, князь, — отозвался Федор. — Есть тропа, два-конь пройдут рядом.

— Атаман Большешап! Твои казаки очень устали? Сумеешь идти с Дмитрием?

— Все устали, князь. Но отдохнуть успеем после. Казаки всегда готовы!

— Ну так что ж, с Богом! — Князь повернулся к Юрше: — Аты, гонец государев, иди отдыхай, две ночи в седле...

Юрша низко поклонился:

— Благодарю за заботу, князь! Мои люди уже спят в обозе. А мне дозволь с княжичем Федором остаться.

— Не боишься с седла свалиться?

— Не свалюсь, князь. Дело привычное. А по ту сторону засеки увижу такое, что не зазорно будет государю поведать.

Князь Курбский не дождался, пока уйдут отряды Дмитрия и Большешапа, ускакал на Поклонную гору — гонец сообщил, что прибыл князь Щенятев-Патрикеев, с ним князья Хилков и Турунтай-Пронский.

Первый воевода выслушал Курбского и ответил неопределенно:

— Одно дело сделано, Гирей уходит... Отдыхать недосуг...

Петру Михайловичу Щенятеву-Патрикееву было за сорок, а из-за глубоких морщин на челе и седой бороды можно дать и пятьдесят. Числились за ним и победы и неудачи. Успех в тульском деле сулил ему расположение Ивана...

Князь любил обстоятельность, поэтому долго задавал вопросы. Потом, подумав, распорядился:

— ...Проходишь ты, князь Андрей Михайлович, засеку, идешь по Муравскому шляху, левая сторона твоя. Татары оттуда будут, встретишь их... моя часть полка следует по правой стороне шляха. Засеку прорубаю по берегу Упы. Девлет может обмануть троих туляков и выйти на Упу... Тебе, князь Дмитрий Иванович, — обратился он к Хилкову, — следует отогнать татар от стен Тулы; возьмешь ополченцев михайловских и пронских. Потом преследуй. Как минуешь засеку, сообщи. Тебе, князь Иван Иванович, оберегать обоз и нас с тылу. Будет тяжело Дмитрию Ивановичу — поможешь... А сейчас, други, пусть вои выходят на простор и отдохнут малость. Мы ж пойдем посмотрим, откуда нехристей бить лучше...