Золотой цветок - одолень

— Прощай, любимая портянка! — помахал Ермошка рукой.

— Кума, слетай за портянкой, тогда поверю в твою разумность! Клянусь! — посмотрел на ворону Бориска.

— Бориска — дурак! — рокотнула птица.

— Сама ты дура! — отвернулся от нее Бориска.

— Гусляр — царский дозорщик! — подпрыгнула ворона к Ермошке.

— Как же он могет быть дозорщиком, ежли он слепой? А? Ну вот, и ответить тебе нечего! Глупая ты ворона!

— Ермошка — дурак!

— У тебя все дураки! Не мешай нам!

— А ты заметил, Ермош? Птицы с этой скалы взлетали всегда не взмахивая крыльями.

— Я заметил. И помышляю об энтом. Ежли изладить из прутьев краснотала крылья и обтянуть их турецким шелком? А?

— Страшно! Я бы не осмелился прыгнуть с такой высоты!

— А я бы бросился! Бросился бы и полетел! Я излажу такие крылья. Я взлечу. И взлечу высоко. Выше облаков! И увижу я сразу весь мир! И увижу, где больше правды! Увижу, где лежит много золота и богатства! И приведу я туда весь народ!

— Золото есаулы увезли прятать. Закопают его и не увидишь с высоты!

— Ты думаешь, Борисей, есаулы ушли на схорон утайной казны?

— Думаю, догадываюсь.

— Я тож так предполагаю.

— А вон белеются паруса.

— Значит, золото на реке Гумбейке утаили.

— А мож на Янгельке?

— Могли и на Янгельке.

— А что ты камушек колдовской, Ермошка, в ладонях трешь? Появится твой черт? — улыбнулся Бориска.

Внизу загремел сорвавшийся с высоты кусок скалы. Бориска натянул сапоги. Ермошка глянул за край площадки и обомлел. Посмотрел вниз и подобравшийся на четвереньках Бориска. На площадку черной скалы карабкался проворно по восточной стороне слепой гусляр. Его лицо было видно отчетливо. Царский дозорщик не предполагал, что на вершине скалы сидят Бориска и Ермошка. Он вертел головой, как дятел на дереве. Не торопился, искал уступы и расщелины поудобнее, понадежнее. Гусляр всматривался внимательно в каждую зацепку серыми, холодными глазами.

— Зачем он сюда лезет? И почему он вдруг не слепой? Куда делись его бельма? — шепотом спросил Бориска.

— У него за поясом пистоль.

— И кинжал. Давай спустимся с обратного края, убежим.

— Не успеем, Бориска. Лучше пока затаимся. Он ведь выползет по другую сторону каменной перегородки. Мож, к нам враг не полезет?

— Страшно.

— И мне боязно.

Мальчишки нашли в самом низу перегородки две дыры, залегли, стали ждать. Пистоли приготовили к бою. Вот уже показались руки гусляра. Он уцепился сильными руками за кромку, подтянулся и вылез на площадку. Ручища длинные, до колен. Нос ястребиный, брови сросшиеся. Человечина преогромная. А всегда вроде казался таким жалким.

Гусляр был доволен, отдышался, заговорил сам с собой вслух:

— Ха-ха! Так я и думал! Двенадцать бочек золота и двадцать серебра спрячут на Гумбейке. А золотой кувшин с драгоценными каменьями на Янгельке. Ах, могутный Илья Коровин! Ах, отважный Тимофей Смеющев! Ах, премудрый ты мой Меркульев! Разве вам всем по плечу борьба с дьяком сыскного приказа Платоном Грибовым? Казаки, казачишки! Бочки две золотишка вы, чай, награбили в Московии при смуте? Надобно возвернуть, что не вам принадлежит. И все остальное у вас воровства, набегов, грабежей! И все добро мы у вас возьмем скоро. А вас казним, злодеи! И будет слава вечная мне и сестре моей Зоиде. И дворянством нас одарит царь. И будет завидовать мне сам дьяк грозного московского сыска Артамонов!

Ермошка стал шептать на ухо Бориске:

— Спускайся вниз по чертову сходу. Быстро! Не теряй времени, балбес! Передай есаулам все, что слышал, и дозорщик полезет сюда, я буду отстреливаться. Оставь мне свой пистоль. Не медли, дурень. Двоем не можно нам умирать. Погубим казачий Яик!

Бориска сопротивлялся, но Ермошка начал его сталкивать с обрыва. Пришлось ему спускаться, оставив товарища на верную смерть. А мож, дозорщик и не заглянул бы за каменную перегородку? Ушел бы обратно по своему пути вниз. Но на выщербленный скальный гребень села знахаркина ворона. Она покрутила головой, глянула на Платона Грибова и отчетливо, по-человечески произнесла:

— Гусляр — царский дозорщик!

— Что ты каркнула? — еле опомнился Платон.

— Здравствуй!

— Ну, здра-здравствуй! Сядь ко мне на плечо!

— Дурак! — ответила ворона на приглашение.

— Не садись! Он тебе голову оторвет! — старался объяснить Ермошка опасность, жестикулируя пальцами.

— Ермошка — дурак! — разговорилась ворона.

— А где он, где твой Ермошка? — ласково спросил гусляр.

Ворона слетела с перегородки, села Ермошке на плечо.

— Никогда не думал, что придет ко мне смерть от этой дурацкой птицы, — вздохнул Ермошка, готовя пистоли к стрельбе.

Стало ясно: вражина сейчас полезет через перегородку. Надо же ему посмотреть, куда упорхнула Кума. Ах, ворона, ворона! Как дружно жили мы с тобой! Убил бы тебя, да не за что! Глупа ты, как малый ребенок. Как моя пленная ордынка Глашка! Она знает столько же русских слов, сколько ты, ворона. И зачем ты меня выдала своей неумностью?

— Из-за стены показалась голова Платона Грибова. Он сразу увидел Ермошку. У него посерело лицо, отвисла челюсть...

— Не двигайся, а то продырявлю башку! Я парень с детства сурьезный. Стреляю без промаха! В муху попадаю за сорок шагов!

— Ермоша, родной! Я так много о тебе слышал. Я видел, как ты...

— Как ты видел, ежли был слепым?

— Ермошка, я научу тебя закатывать глаза! Вот так! Вишь — бельма! Я дам тебе три тысячи цесарских ефимков! Помилуй меня! Давай я тебе упаду в ноги! Я буду целовать твои сапоги!

— Нашел дурака! Со скалы меня хошь сбросить?

— Нет, клянусь! Я буду целовать твои ноги!

— Поцелуй свинью в задницу, дозорщик!

— Царь возведет тебя в боярина. Ты станешь знатным! Одно мое слово... и ты будешь... понимаешь? Ведь мы с тобой договоримся? Я куплю тебе корабль. Ты поплывешь в разные страны. Ты увидишь Венецию! Париж! У тебя будут красивые девушки, кафтаны! Кстати, у меня за поясом письмо тебе от Олеськи. Возьми! Мы договоримся? Да?

— Нет, царский дозорщик! Мы никогда с тобой не договоримся. И посадим на кол мы твою сестру Зоиду Поганкину. И удавим ублюдка Зойкиного — Егорку. И с тебя Меркульев самолично шкуру сдерет заживо, Платон Грибов.

— Дурная привычка — говорить вслух с самим собой! А ты все слышал, Ермошка?

— Слышал.

— Но один из нас в таком разе не должен уйти отсюда живым.

— Мож, я и не уйду живым. Но покась ты болтал, дозорщик, со мной и с вороной, мой друг Бориска спустился с камня. Вон — погляди! А он тож все про тебя слышал! Не шевелись! Стреляю!

Дьяк сыскного приказа и не думал убояться. Он плюнул зло на Ермошку и нырнул за каменную стенку. Ермошка перебежал на другой край площадки и спустился на один уступ. Камень перед собой поставил, другой. Щель образовалась. Если бы дозорщик перемахнул через ограду в один скок, он бы на площадке никого не увидел. А Ермошка бы взял его сразу на смертельный прицел. Но Грибов не прыгал. У него была своя хитрость. Вот из-за гребня показалась его шапка.

— Смехота! — улыбнулся Ермошка. — Напялил дозорщик свою шапку на обломок какого-нибудь камня, поднимает чучело левой рукой. Ха-ха! Я выстрелю по шапке. Останусь на миг безоружным. А ему хватит энтого мгновения. Поднимется он из-за стены, влепит в упор заряд свинца.

Шапка поднялась еще выше. Но на приманку Ермошка не обращал особого внимания. Обнаружил он свою промашку. Заметил в дырке стены пузо вражины. Боже мой! Не там он ожидал место выскока. Дозорщик- левша! Шапка у него в правой руке. Значит, пистоль — в левой. Ах, зачем было опускаться на уступ. Легкий прыжок, выстрел в дыру! И пуля в брюхе поганца. Помоги, господи, не промахнуться! Прицелился Ермошка в дыру, где выглядывал вражий живот, выстрелил! Господь бог не оказал помощи. Ермошка промахнулся. Но второй пистоль у него уже был готов к бою. Дьяк вообще не понял выстрела. Он шел, как слепой, на поводу своего замысла. Подумалось ему, что отрок стрелял по шапке. Куда ж он мог еще стрелять? Пока он меняет пистоль, придет смерть. Вторым выстрелом надо настигнуть убегающего с горы мальчишку Бориску. И не будет никакой опасности. Снова можно ходить слепым гусляром до устья. А там на лодку — и в Астрахань! Затем приходи с войском, без казаков, бери утайную казну.