Хомуня

— Святой отец, — обратилась Аримаса к отцу Димитрию, — если узнаешь, где поселился Бабахан, передай от нас поклон.

— Соскучилась по родичам?

Аримаса закрыла глаза и кивнула головой.

Ранним утром попрощался и уехал отец Димитрий. Русич и Аримаса снова остались вдвоем. Пробовал Русич ходить на охоту, но счастье не улыбалось ему. Аримаса посмеивалась:

— Апсаты не дает зверя тому, кто не верит в него.

Но перед самой зимой ему все же удалось ловушкой поймать молодую косулю. Это была последняя их добыча. Вскоре выпал снег, завьюжило. Русич вышел из сакли — и его деревянная нога глубоко, по самое колено, утонула в снегу. Кое-как выбрался из топкого белого покрывала земли, вернулся в саклю. Из полена сделал небольшую лопату, ремнями привязал к ней ручку, пошел расчищать дорожку к теплому, незамерзающему роднику.

Пришло время, и Аримаса в тяжких муках родила сына. Русич сам помог ему выйти на свет божий, обмыл и завернул в пеленки. Он с удивлением смотрел на крохотное, чуть сморщенное красноватое личико, и душа его все больше и больше наполнялась радостью. Может быть, впервые за последний год сейчас он по-настоящему почувствовал себя достойным мужчиной, не убогим калекой.

Измученная и ослабевшая, Аримаса смотрела на сына и мужа, пыталась улыбнуться. Но улыбки не получалось, страдания еще не ушли от нее. Она положила бледную, обескровленную руку на колено Русича, слегка прижала пальцами.

— Русич, — тихо сказала она. — Спасибо тебе. Мне было больно и страшно, я боялась рожать. Я тебе не говорила об этом, потому что даже не подозревала, что ты все знаешь, умеешь принимать детей.

Русич покачал головой.

— Нет, Аримаса. Ничего я не знаю. Все получилось как-то само…

Постепенно силы возвращались к Аримасе, она взяла к себе сына, лучше рассмотрела его.

— Русич, давай назовем его Сауроном.

— Хорошо, Аримаса. Я не знаю, что означает это слово, но чувствую, что оно достойно мужественного, храброго человека, каким и вырастет наш сын.

Аримаса улыбнулась и благодарно посмотрела на мужа.

Саурон рос здоровым и крепким. Пришла весна, и он уже не доставлял столько хлопот, как в первые дни. Если бы отец Димитрий не обещал помочь им переселиться ближе к людям, то Аримаса и не думала бы о другой жизни. Ей хорошо было с Русичем, а теперь, с появлением Саурона, стало еще лучше.

Дни стояли теплые, поэтому они даже ночью не закрывали вход в саклю. Прохладно становилось только к утру. Как всегда, Аримаса проснулась первая, чуть раньше Саурона. Она осторожно откинула медвежью шкуру, которой они накрывались вместо одеяла, и с наслаждением подставила себя утренней прохладе.

Голубое небо, с редкими розоватыми полосами нерастаявших за ночь полупрозрачных облаков, скупо высвечивало просторную саклю. Хорошо были видны лишь лица мужа — бородатое, чуть потемневшее от весеннего ветра, и сына — белое, как грудь у Русича, и такое нежное, что боязно прикоснуться.

Саурон зашевелился, и Аримаса слегка отодвинулась от мужа, приподнялась и села у изголовья. Саурон улыбался, сонный. Потом недовольно сморщил личико, все больше и больше начал ворочаться, закряхтел.

Чтобы не разбудить Русича, Аримаса потихоньку взяла к себе на колени сына, дала ему грудь. Он цепко обхватил ее маленькой ручонкой, будто боялся, что отнимут, и сосал жадно, с нетерпением. Когда молока не стало, он снова сморщил личико, закряхтел и Аримаса сразу подставила ему вторую; Саурон с таким же аппетитом опростал и ее. Уже сонный, он беззубыми деснами до боли сдавил ей сосок.

И тогда у Аримасы проснулось желание. Она осторожно положила уснувшего Саурона и забралась под одеяло. Прижавшись к горячему телу Русича, она нежно погладила его грудь, бедра, ласкала его пока не проснулся и обнял ее своими крепкими, мускулистыми руками.

— Я хочу тебе родить еще одного сына, Русич, — сгорая от нетерпения, шептала она мужу.

— Роди еще сына, Аримаса, — так же шепотом ответил он. — Только не забывай, что и дочь нам нужна.

Потом они уснули в объятиях.

Русича разбудило солнце. Едва пошевелился, проснулась и Аримаса.

— Ну и горазды мы спать, — улыбнулся он, — эдак у нас ни гумна, ни хлеба не будет.

— Куда нам торопиться? — Аримаса отбросила шкуру и раскинула руки. — Скоро приедет отец Димитрий и увезет нас отсюда.

— Тебе надоело наше ущелье? Каждое утро ты вспоминаешь об отце Димитрии.

— Нет, Русич. Я бы с тобой прожила здесь всю жизнь. Боюсь за Саурона. Ведь не бывает так, чтобы дети не болели. А случится беда — мы с тобой не сумеем ему помочь. Среди людей легче, всегда найдется человек, который все знает, — Аримаса улыбнулась и снова прижалась к мужу. — Когда Саурон подрастет, ему потребуются друзья, а потом и жена. Разве мы сможем научить его всему в жизни, если не будет у него рядом таких же, как он, мальчишек?

— В таком случае давай вставать. Пора завтракать. Иначе у тебя совсем не будет молока, оставишь голодным моего сына, — Русич привстал, потянулся к Саурону.

— Не трогай его, — остановила она мужа. — Пускай спит. Я его уже покормила.

После завтрака Аримаса вынесла Саурона из сакли, села с ним в тени на скамейку, которую Русич сделал из тонких жердей. Она всегда смотрела на нижнюю часть ущелья, откуда должен был появиться отец Димитрий.

Русич присел напротив, на толстое бревно, брошенное здесь еще старым Мадаем.

— Ты знаешь, Русич, — вздохнула Аримаса, — я все больше и больше начинаю верить в Иисуса Христа. — Аримаса перекрестилась. — Пришли, господи, поскорее своего слугу, пусть он поможет нам, чем сможет.

И тут Русич увидел двух всадников с заводными лошадьми. На одном из них черный высокий клобук, второй — в белой бараньей шапке. Они появились не снизу, откуда ждали священника, а наоборот, сверху.

— Бог внял твоим молитвам, Аримаса! — радостно воскликнул Русич. — Отец Димитрий едет к нам.

— Где? — встрепенулась Аримаса и глазами поискала по ущелью.

— Смотри назад, — Русич встал и, опираясь на посох, не спеша пошел навстречу.

Аримаса взяла со скамейки спящего Саурона и догнала мужа.

Они остановились у родника и молча ожидали всадников. Священника сопровождал худощавый, небольшого роста, мальчишка лет пятнадцати.

— Слава богу, вижу вас живыми и в здравии, — еще издали зарокотал отец Димитрий и облизал нижнюю губу. Он соскочил с седла, обнял Аримасу, отвернул пеленку и взглянул на маленького. — Кого тут бог дал святому семейству?

— Сына, отец Димитрий, — зарделась Аримаса, — Саурона.

— Ну, чистый херувим, весь в Русича. На тебя похож, сын мой, — отец Димитрий обнял Русича. — Только имя надо было дать не языческое.

— Мы, святой отец, календаря не ведаем, все дни у нас перепутались, вдруг не того покровителя выберем, — улыбнулся Русич. — Имя своему сыну придумала Аримаса, а ее слово — для меня закон.

— Закон у нас один — божий, — недовольно посмотрел на Русича отец Димитрий.

— Твоя правда, святой отец. Но причина всякого становления, и имени человека тоже, есть бог, ибо богу естественно быть благотворным. С его помощью Аримаса и выбрала имя. Разве случается что-либо на земле без воли всевышнего?

— Ну и хитер же ты, отрок. Ждали меня?

— Еще как ждали. А сегодня — только Аримаса поклонилась Христу, чтобы не держал тебя в городе, — и ты тут как тут.

Аримаса молча слушала их беззлобную перепалку и улыбалась.

— Благодарите бога, что он послал мне Вретранга, отец Димитрий подозвал ближе своего спутника. — Это клад, а не человек. Хоть возраст у него и юный, а горы знает лучше, чем я свою келью. Прошлый раз семь дней добирался сюда, а с помощью этого отрока — всего три.

Вретранг слегка поклонился Аримасе и Русичу и не обращал внимания на похвалу отца Димитрия, худощавое мальчишечье лицо его было спокойным, будто не о нем шла речь.

— Отец Димитрий, — обратилась к священнику Аримаса, — ты не забыл о своем обещании?