Хомуня

— Не забыл, Аримаса. Не забыл. Но не удалось мне найти Бабахана.

Аримаса тяжело вздохнула и печально взглянула на Русича.

— Но ты не отчаивайся, дочь моя, — поспешил успокоить ее священник. — С нами Вретранг, а он все знает. По дороге к вам я заговорил с ним о Бабахане, оказывается, неделю назад Вретранг видел его.

— Правда, Вретранг? — обрадовалась Аримаса.

Вретранг кивнул головой.

— И ты знаешь, где его новые сакли?

Вретранг опять кивнул.

— Ты что, не умеешь разговаривать?

Вретранг улыбнулся.

— Умеет, Аримаса, только если сам посчитает нужным. А так — легче гору сдвинуть, чем из него слово вытянуть. Это не Русич твой, у того на все готовый ответ, как у дельфийского оракула.

— Это уж слишком, святой отец, будущего я не умею предсказывать, — рассмеялся Русич.

Почти у самого входа в саклю под сосной спрятались от солнца гнедой и подвласая. Увидев лошадей, Вретранг удивленно вскрикнул, вырвался немного вперед и громко позвал:

— Тишта, Тиштийа!

Кобыла подняла голову, навострила уши.

— Фью-ить, фью-ить, фью-ить! — свистнул Вретранг и подвласая пошла ему навстречу, ткнулась губами в грудь.

Вретранг вытащил из-за пазухи лепешку, отдал кобыле, обнял ее за шею и что-то прошептал на ухо.

Аримаса, Русич и отец Димитрий замерли пораженные.

Вретранг отклонил голову от лошади, спросил:

— Где вы взяли Тиштийю? Это моя лошадь.

Аримаса рассказала, как она нашла подвласую и похоронила человека, который на ней ехал.

— Это было прошлой весной? — спросил Вертранг.

— Да.

— Значит, моя стрела все-таки догнала его. Я стрелял наугад, луна еще не взошла и было темно.

— Вретранг! — воскликнул в ужасе отец Димитрий. — Ты убил человека!

— Это был плохой человек, отец Димитрий. Брат Черного уха. Он украл мою лошадь.

— Из-за этой твари ты убил человека, — сокрушался священник. — Вы посмотрите на него, еще рот материнским молоком пахнет, а какой жестокий. И тени раскаяния нет на его лице. Он даже улыбается.

Вретранг действительно улыбался. Но все же попытался оправдаться.

— Как бы ни был красив больной зуб, его вырывают. Кто сумеет подсчитать, сколько невинных людей загубил брат Черного уха? Одним убийцей стало меньше, теперь бы достать его брата.

— Но есть же светская власть, ей богом дано судить и наказывать преступников.

Вретранг пренебрежительно махнул рукой, этим и выразил свое отношение к власти. Погладил подвласую и сказал:

— Тиштийа — хорошая лошадь, умная. Другой такой у меня нет. Только слишком доверчива к людям. Но раз так получилось, пусть она будет вашей, — Вретранг слегка хлопнул ладонью по шее подвласой. — Иди, Тиштийа. Иди на место.

Кобыла покорно пошла к гнедому.

— Нет, Вретранг, — Аримаса подошла к юноше, — ты забери себе Тиштийю. Мы вполне обходимся гнедым, зачем нам вторая лошадь?

— Лошадь никогда не бывает лишней, Аримаса, — возразил Вретранг и пошел к коню, на котором приехал. Потом обернулся и добавил: — Как я сказал, так и будет. Давайте лучше займемся глухарями, а то пропадут. Болтовней брюха все равно не наполнишь.

— Вот упрямец, а! — никак не мог успокоиться отец Димитрий. — Что из него будет, когда вырастет?

Русич восхищенно смотрел на Вретранга.

— А мне он нравится, отец Димитрий. С такими легко жить.

— Вот и поживешь в его доме, пока свой построишь.

Остаток дня прошел в сборах. Аримасе хотелось забрать из сакли все. Но вещей оказалось слишком много, и стало ясно, что на двух вьючных лошадях, которых привели с собой отец Димитрий и Вретранг, их не увезти.

— Попробую вытащить пустую арбу на перевал, — сказал Вретранг. — Если удастся, перевезем туда вещи. Но тогда придется ехать кружным путем.

Вретранг возвратился только к вечеру. Арбу он все же вытащил на перевал, хотя пришлось разобрать ее и поднимать наверх частями.

Тронулись в путь в полдень следующего дня. На перевале Русич и Аримаса с Сауроном пересели на арбу. Лишь изредка, когда приходилось преодолевать такое место, где арба могла перевернуться, снова пересаживались на лошадей. Особенно трудно было Русичу. Ехать верхом по крутым склонам, опираясь на стремя одной ногой, не просто. Русич обеими руками держался за луку седла и полностью полагался на Тиштийю. Она словно чувствовала неуверенность седока, не делала резких движений, везла плавно, не торопилась догнать спутников.

На пятый день остановились на дневку у выхода из узкого ущелья. Аримаса настолько устала, что еле выбралась из арбы и с наслаждением опустилась на твердую землю.

— До Аланополиса осталось полдня пути, — подбодрил спутников Вретранг и показал на крутой, почти отвесный склон. — За этой горой поселился род Бабахана.

Аримаса оживилась.

— Давайте к нему сразу и поедем, — предложила она и посмотрела на мужа.

— Нет, Аримаса. Ни тебе, ни Русичу на эту гору не подняться, — разочаровал ее Вретранг и снисходительно посмотрел на священника, распластавшегося рядом с арбой. — Да и отцу Димитрию не поднять на эту высь своего бренного тела, если, конечно, не помогут ему ангелы.

— Не богохульствуй, убийца. Еще придешь ко мне грехи отмаливать, — не поднимая головы, буркнул священник.

Все, кроме Вретранга, сразу уснули. Он сам приготовил обед, лишь потом разбудил спутников.

— Надо хорошо поесть, иначе сил не будет.

Сразу после обеда начали собираться в дорогу. Только оседлали лошадей, увидели всадников, не спеша поднимавшихся по широкой долине. Всадники тоже заметили табор и повернули к нему в ущелье.

— Десять человек, — подсчитал Вретранг, — и все вооружены.

Вретранг пристально всматривался в приближающихся людей.

— По своим делам едут, что ты волнуешься? — небрежно бросил отец Димитрий.

— Если бы так, они не свернули бы к нам, — возразил ему Вретранг. — Мне кажется, что это Черное ухо со своими дружками.

— Ну и что ж? Кто тронет человека, если рядом служитель церкви?

— Может быть, и не тронут. Но ты не знаешь Черного уха. — Вретранг помолчал немного и твердо сказал: — Теперь точно вижу — это он. Сопротивляться нам бессмысленно. Придется и в самом деле полагаться на бога. А я попробую, пока не поздно, пробраться к Бабахану. Он выручит, — Вретранг скрылся в кустах и уже оттуда крикнул: — Отец Димитрий, расседлай мою лошадь. И не говори, что с вами был еще один человек. Будет хуже.

Священник что-то недовольно пробурчал себе под нос, но седло все-таки снял, бросил на арбу и прикрыл его полстью.

Между тем всадники приближались. У Аримасы беспокойно забилось сердце, и она взяла на руки спящего Саурона. Русич хотел достать оружие, но отец Димитрий остановил его.

— Не надо. Если уж этот чертенок, — господи, прости мою душу грешную, — сказал, что сопротивляться не следует, значит и на самом деле не надо.

Саурон проснулся, заплакал. Аримаса присела с ним на землю.

Всадники приближались.

— А что они могут нам сделать? — успокаивал Аримасу и Русича отец Димитрий. — Убивать нас нет никакого смысла. Ограбят? Потихоньку пешком дойдем до города, а там как-нибудь все устроится. Так же, Русич?

Русич пожал плечами.

Послышался топот конских копыт. Еще несколько томительных минут — и табор окружили вооруженные люди. У одного из них, еще довольно юного, безбородого, но крепкого и мощного телом, действительно было черное, изуродованное родимым пятном, ухо.

Они молча осматривали табор.

Отец Димитрий не выдержал, перекрестился и спросил:

— Куда путь держите, сыны мои?

— Не твое дело! — прикрикнул на священника бородатый всадник в лохматой бараньей шапке. — А то…

— Замолчи, Булан, — резко оборвал его Черное ухо.

Булан осекся и отъехал в сторону. А Русич удивился, что верховодит шайкой самый молодой из этих грабителей.

— Наконец-то вспомнил твое имя, — Черное ухо повернулся к священнику. — И стало мне интересно, что же это за птицы такие, что их сопровождает сам отец Димитрий?