Битва железных канцлеров

царя князь отвечал:

- Когда человек в моем возрасте начинает солировать, то следует помнить, что слушать его способны одни ангелы. Вы молоды, а я стар: мы же с вами будем ссориться! Ах, лучше оставьте меня - я разбит смертью любимой женщины...

ПРОБА ГОЛОСА

В дворцовой церкви свершался придворный молебен по случаю Парижского мира; средь коленопреклоненных сановников и свитских дам шелестел шепоток: "Горчаков, кажется, возьмет портфель у Карлушки..." На выходе из храма об этом же заговорил с царем и граф Адлерберг - возмущенно:

- Можно ли назначать министром человека, знавшего о заговоре декабристов, друзья которого до сих пор в Сибири?

- Но Горчаков ведь не торчал тогда на Сенатской площади: он сидел во дворце и ждал, чем все это закончится...

Император увольнял в отставку сановников, доставшихся в наследство от батюшки, которого Герцен прозвал "неудобозабываемым". Правда, смена кабинета далась нелегко, пришлось даже выдержать истерику матери. Почерневшая и сухая мегера, внучка Фридриха Великого, кричала на сына:

- Как ты собираешься управлять страной дураков и воров без верных слуг отца - без Клейнмихелей! без Нессельроде!

Царь дал матери ответ, ставший историческим:

- Мой папа был гений, потому мог позволить себе окружать трон остолопами. А я не гений - мне нужны умные люди...

В царском поезде, единственном в стране, который имел "гармошку" (для перехода из одного вагона в другой), император с Горчаковым ехали в Царское Село. Разговор шел о пустяках, а когда показалось Пулково, Александр II сказал:

- Вижу, вы уклоняетесь от бесед о политике.

- Нисколько! Но я хотел бы обратить ваше высочайшее внимание на то, что внешняя политика - сестра политики внутренней, и разделение их невозможно, ибо эти близнецы порождены одной матерью - природою государства. Пусть же начало вашего царствования отметится благородным актом милости...

- К чему эта возвышенная прелюдия? Горчаков пытливо взирал из-под очков.

- Государь! Верните из Сибири всех декабристов, кои остались в живых, возвратите им честь их званий.

- Я сделаю это. Но только в день коронации... С поезда пересели в придворный экипаж. Недавно прошел весенний дождь, молодая зелень приятно сквозила за окошками кареты, ехавшей, как по паркету, по великолепной мостовой. Царь настаивал на принятии дел иностранных:

- При Нессельроде они были, скорее, странные...

- Пока нас никто не слышит, - отвечал Горчаков, - я выскажусь... Парижский трактат хорош уже тем, что определил цели русской политики на ближайшие годы. Не в силах скрыть от вас и своего простительного тщеславия... Да! Я хотел бы стать имперским канцлером только затем, чтобы, не выкатив из арсеналов ни единой пушки и не тронув даже копеечки из казны, без крови и выстрелов, сделать так, чтобы наш флот снова качался на рейдах Севастополя.

- Разве это возможно.., без крови?

- В политике, как и в любви, все возможно... Решено! Нессельроде сдал дела Горчакову.

- Что вы тут собираетесь