Баязет

сразу нащупать.

- Ваше благородие, - сказал Кирюха Постный, - дозвольте мне на минарет слазить.

Увлеченный боем, канонир даже не заикался - весь в напряжении, весь в рассудке и внимании. Потресов отпустил его высмотреть цель с высоты, и солдат по темной кривой лесенке быстро поднялся на балкон минарета. Тут он схватился за живот руками и сказал только:

- Ой... Никак и меня, господи Сусе?..

Когда за ним пришли, Кирюха лежал ничком в пыли, среди битых кусков штукатурки, от боли тихо скреб пальцами мусор вокруг себя и на все вопросы отвечал одно:

- Хосподи Сусе... Хосподи Сусе...

Он был тяжело ранен в живот. И все жалели о нем: кто знает, может быть, этот замухрыжистый парень спас огнем своей пушки не одну сотню людских жизней?

Потресов ночью пришел навестить его. Снял со своей груди крест и прикрепил его к рубахе Кирюхи.

- Спасибо, сынок, - сказал он и, обтерев пропахшие порохом усы, поцеловал солдата в сухие, по-страдальчески черствые губы.

В ответ Кирюха разлепил глаза, слабо шепнул:

- Хосподи Сусе... До матки хочу... В деревню ба...

12

Персы продолжали свою работу, ничем другим не интересуясь, ничего не требуя. Даже по ночам в их, шатре не умолкал ровный гул и скрябанье железа по камню. Но когда им предложили воды, добытой при вылазке к реке, они брезгливо отказались: в воде, ставшей за эти дни мутновато-желтой, уже плавали черви...

Сивицкий велел эту воду процеживать через марлю, пропускать через ящик с песком, сдабривать квасцами, уксусной кислотой, спиртом, нашатырем - чем угодно, только не пить ее в естественном виде. Это исполнялось, конечно, в пределах госпиталя, но в осажденной крепости были свои законы, законы неистовой, сводящей с ума жажды, и эту воду многие пили как она есть

- Господин комендант, - обратился врач к Штоквицу. - не желая пугать вас, все-таки предлагаю начать рытье большой братской могилы в подземелье: скоро будет много покойников. Здесь мы с вами бессильны...

Около трех часов ночи Сивицкий наконец-то мог распрямить спину и отбросить окровавленный корнцанг.

- Фу, - сказал он, - дали вы мне работы с этой вылазкой.

Но санитары вскоре втащили еще одного солдата, участника вылазки. Сильно посеченный ятаганами, он спасся чудом и, выждав темноты, сам приполз обратно в крепость.

- Эк тебя обтесали, братец, - сказал Сивицкий, срывая со спины солдата кровавые ошметки рубахи.

В своей практике работы на восточных фронтах капитан уже не однажды встречался с такими порезами, почти правильными и глубокими, сделанными в порыве жестокости.

Аглая не выдержала и отвернулась:

- Какой ужас!

- А вы не морщитесь, - ответил Сивицкий. - Это страшно только смотреть. Ятаган по сравнению с русским штыком - оружие весьма слабое, и раны заживут очень скоро. А ты, братец, - обратился он к солдату, - видать, хихикал от щекотки, когда на тебе такой узор выводили?

- Да нет, ваше благородие, - смутился герой, - коли по совести сказать, так я мертвяком прикинулся.