Баязет

абого: ему што генерал, што казак, што барыня. Он все сожрет. А только и Дениска, ваши благородия, уж неумен больно: рази ж можно в жилье к зверю сигать?

- Молчал бы уж, хрыч старый, - отмахнулся Ватнин и, облизав ложку, треснул казака по лбу.

Аглая весело рассмеялась, но, встретившись глазами с Карабановым, смолкла и уже ни разу не посмотрела в его сторону.

Снедаемый досадой и обидой на женщину, которая открыто сторонилась его, Андрей - назло себе - не пошел спать с офицерами в палатку, остался на всю ночь с казаками у костра и дождался возвращения Дениски.

- Ты? - удивился поручик, стряхивая дремоту, когда из самой темнотной гущи, что плотно обступала пламя костра, появился казак в разодранном чекмене.

- Видать, и не ждали, - отозвался Дениска, перешагивая через казаков. Храпят, черти, - сердито заметил он. - Егорыч-то, чтоб ему собака дохлая снилась, даже едало расшеперил. Тоже мне, земляки! Водку-то пить - только давай, а как без табаку останешься - так нет их, паскудов!..

- Тише ты, не ругайся, - остановил его поручик. - Ходили за тобой. Искали. Я сам ходил...

Дениска с хитрецой потеребил пустой кисет. Карабанов часто зевал и крепко щелкал в конце каждого зевка молодыми зубами.

- Что с тобой? - спросил он, доставая папиросницу. - И воняет от тебя, братец, какой-то дрянью... Псина не псина, дерьмо не дерьмо. Фу, несет как! А ну-ка, отодвинься!

Казак, не прекословя, отодвинулся.

- Кабы мой дух, - нехотя объяснил он, - а то ведь нет: зверь энтот меня так обкурил в норе, что за неделю не выветрюсь.

Сперва-то, ваше благородие, поскуливал все больше... Видать, по нужде выйти хотел. Потом как захохочет, проклятый. Кусается, стерва. Эвон, чекмень распорол... Приколол! Уж больно Егорыча-то ждать надоело. Тащил его, тащил да и бросил... Устал, ваше благородие. Дозвольте курнуть теперича...

- На, держи. Хорошо, что вернулся, - сказал Андрей. - А теперь спи вот. Только двигайся от меня... Еще дальше, еще, еще.

Ну и зверь же тебе попался - дохнуть нечем!

Они скоро заснули. Одному из них снились тяжелые подсолнухи и цветастые сарафаны баб на пестром лугу, другой часто просыпался, отупело глядел во тьму и снова падал на бок...

9

Рассвет был робок и печален. Запахи трав наплывали откуда-то с горных вершин, вместе с плакучими туманами, словно из старой колдовской сказки, слышанной в детстве. Потом одинокая птица жалобно вскрикнула в камышах, и Штоквиц, вяло ругнувшись, опустил ружье.

- Так и знал, поручик. Наверное, барсов погнали не этой тропой, а прямо к Ватнину... Ведь казачье такое: свой своему, а нас за людей не считают!

- И черт с ними, с барсами. Мне все равно не понять этой страсти... Егорыч, - позвал Андрей казака, - лучше дай-ка мне хлебнуть из твоей фляжки!

И, выдернув пробку, Карабанов надолго присосался к горлышку; глядя перед собой в высокое небо, он глотал араку, а над ним качались ветви деревьев, летели тонкие облака, звезды уже погасли под лучами солнца.

- Слышите?