Старший брат царя. Книга 1

Князь все больше воодушевлялся, и его хватило бы надолго, но хан прервал его:

— Речист ты, князь Ростислав. А ты, князь Михаил, как мыслишь? Согласен с ним?

— Так, великий хан. Князь Ростислав мои слова сказал. Не станет Темкин на рожон лезть.

Хан задумался, потом, растягивая слова, произнес:

— Ну что ж, будь по-вашему. Попробуем миром войти в город. А дань после назначим...

Хан Крыма Девлет-Гирей намечал овладеть Тулой 22 июня 1552 года. Дозорные сообщили ему, что на расстоянии одного дня пути рати Ивана нет ни на Каширской дороге, ни на Серпуховской.

Еще затемно стало известно: князь Муса разгромил защитников Щегловских ворот и открыл главный проход в Тульской засеке. Вся орда пришла в движение, вдоль Муравского шляха на многие версты предрассветную тишину взбудоражили ржание и топот бесчисленных коней, тысячеголосый гомон, скрип и грохот колес тяжелых арб боевых обозов.

По приказу хана на этот раз большое хозяйство — отары овец, табуны коней и жеребят, юрты с семьями военачальников и старейшин родов не последовали за ордой, а остались по эту сторону засеки. Осталась и тысяча воинов для охраны. Последние роптали на судьбу — они лишались добычи при грабеже города.

Неполная сотня князя Михайлы также влилась в общую татарскую громаду. Вел русских седобородый богатырь Матвей Деридуб: его величали воеводой, хотя воинство его было и невелико.

Когда развиднелось, воевода придержал коня и, пропустив отряд вперед, машинально пересчитал всех. Русские ехали тесным строем по трое в ряд. Кони под ними крымские, низкорослые, мохноногие, надежные в походе. Воев по одежке не отличишь от татар: все в видавших виды халатах, кушаками подпоясанные. Да и оружие, как у татар, — у кого сабля, у кого ятаган, у всех сбоку седел — саадаки. Но эта схожесть только сверху. У русских лицо покрупнее, борода пошире и посветлей. Редко кто из них на татарский манер при стрижке узит бороду и усы вниз опускает, да и под халатами они во все русское одеты. На каждом рубаха белая, которую надевают перед боем. Поверх нее кияк — кожаный жилет с нашитыми металлическими бляхами. Сам воевода и все десятники в кольчугах. Да, кроме того, к седлам рядом с татарскими курджунами русские зипуны приторочены. У всех на головах высокие шишаки — русские шлемы с наносником.

Осмотрел воевода свой отряд, как будто ничего: и строй держат, и в седлах сидят крепко, а беспокойство у него не проходит. Старый вой потерял счет походам: на неверных сколько раз ходил, со своими биться приходилось по удельным княжествам. Не всегда походы удачными были, не раз приходилось отступать с потерями. Однако всегда он был уверен в воях, которых вел в бой, что не подведут они, выручат. А сейчас этой уверенности нет. Друг другу не доверяют вои, наушничают нередко. Хуже того, не верят, что князь Михайла может победить царя Ивана. И все вместе — и князья, и младшие вои не верят татарам, а татары им, русским. Орда от недоверия перешла к действиям — уже много дней позади русского отряда следует сотня татарских лучников: чуть кто отстанет от отряда, в плети берут. На ночлег располагаются рядом, спят полусотнями по очереди, и, не таясь, ругают русских по-всякому. Вот и сейчас зверьми смотрят, того и гляди, набросятся.

Посмотрел Деридуб на лучников-татар, сплюнул смачно, пустил коня вскачь и задумался... «Вот называют его воеводой, а воев и сотни нет. Из них верных, на коих в трудную минуту положиться можно, двух десятков не наберется... А впереди — Тула!.. Убоявшись силы татарской, туляки могут и крест целовать князю Михаилу. Дай-то Господь! Вот тогда-то... А что тогда? Войско царя Ивана рядом... Пойдут ли бояре за Михайлой? А народ?.. Опять же кругом татарье... Не будет радости простому люду... И все же многое может решиться сегодня. Князю Михаилу следовало бы в такую минуту со своими быть, а он, видишь ли, хану понуждился... Да и какой он великий князь! А Ростислав?.. Да, дела!..

Из своего стана Девлет-Гирей выехал, когда оранжевая заря залила полнеба, стерла россыпи звезд и оставила лишь потускневшую Денницу — Венеру. Рядом с ним ехал Камбирдей-князь. За ними — главный мулла и крымская знать — трое князей татарских со своими нукерами. Замыкали свиту два русских князя, с ними стремянной и толмач Демьян Сарацин, из русичей, хотя по облику его не отличишь от татарина. Свиту со всех сторон охраняли краснохалатные нукеры.

Ехать рядом с ханом в походе — великая честь. Но оказанное внимание не принесло радости князю Михаилу. Он ехал и мучился: «За что мне такая честь?.. Как будто не за что... Значит, готовится какой-то подвох».

Зато князь Ростислав не обременял себя думами. Он давно решил, что от худшего не уйдешь, а что в будущем ожидает — одному Богу известно, поэтому нужно жить настоящим. Сейчас у него благодушное настроение: борясь с утренней прохладой, он не единожды уже прикладывался к сулейке с араком, Аллахом проклятым напитком.

Ехали быстрой рысью. Передовые нукеры освобождали дорогу, воины приветствовали своего хана — прикладывали сложенные руки к груди и преклоняли головы. Военачальники завистливыми взглядами провожали поезд хана. «Следовательно, — раздумывал Ростислав, — они завидуют и ему». Его внимание привлекла группа всадников, скакавших навстречу орде. Они останавливались, что-то кричали, те отвечали им раскатистым воем. Всадники скакали дальше. Один из них, на богато украшенном коне, поравнялся с ханом, приветствовал его и начал что-то быстро говорить. Ростислав кивнул Сарацину, тот разузнал, в чем дело, и, вернувшись, доложил:

— Это вроде как бирюч татарский. Говорит, князь Муса приказал объявить: пытали взятых в полон русских. Они сознались, что в Туле осталось всего две сотни воинов да с полтысячи мужиков из ближайших сел, ратному делу не обученных. Баб там тысячи две, да детей столько же. Есть кого полонить. Два каравана там, один с товарами шел в Астраханское ханство, другой оттуда возвращался с шелками. Побоялись через Казань идти.

Выслушав Сарацина, Михаил еще больше нахмурился. Ростислава, наоборот, сообщение воодушевило:

— Видишь, Михайло Иваныч, как все здорово устраивается. Разве посмеет Темкин с такими силами принять бой? Он обрадуется тебе как спасителю! Можно возблагодарить Господа Бога нашего! — Ростислав снял шишак и перекрестился.

Михаил разозлился:

— Дурак ты, Ростислав! Татарва теперь унюхала легкую добычу, и ничто не остановит ее. Слышишь, как радуется?

Ростислав не сдавался:

— Одначе ведь хан обещал, а он слова на ветер не бросает.

Тем временем подъехали к засеке. Ростислав недавно был в этих местах, а сейчас едва узнавал Криволуцкий проезд в Карницкой засеке. Вместо сторожевых башен дымились полусгоревшие срубы. Расширяя дорогу, татары крючьями, канаты от которых закреплены на хомутах лошадей, цепляли поваленные деревья и, с диким гиканьем погоняя лошадей, растаскивали завалы. Слева и справа от дороги еще горел засечный лес.

Всюду сновали татарские старики и подростки, подбирали и сажали на коней раненых, ровными рядами складывали трупы правоверных. С мертвых русичей стаскивали кольчуги, кияки, сапоги, вывертывали карманы, осматривали пояса; трупы оставляли на съедение зверям. Высоко в небе уже кружилось воронье.

Ростислав покосился на Михаила — видел ли он все это. Но князь угрюмо уставился на серебряный султан, раскачивающийся над челкой его коня. Ростислав, нагнувшись к нему, тихо сказал:

— Не гоже, Михайло Иваныч, великому князю перед боем сумрачным быти. Люди разное подумать могут. Взбодрись. Может, из сулейки хлебнуть хочешь?

— Не хочу. Спал ныне плохо. И куда в такую рань хан торопится!

Ростислав отпил из сулеи, вытер губы и, приблизившись, шепотом ответил:

— Опасается. Иван может тулякам помощь прислать. Вот и поспешает.

Михаил отрешенно спросил:

— Далеко еще до Тулы?

— Сейчас вот засеку проедем, речушку минуем, Бежкой называется, и кремль видно станет.