Старший брат царя. Книга 1

— Уж скорей бы, один конец! О Господи!

Однако за Бежкой Тулу не увидели. Над поймой, где петляла Упа, стоял густой туман. Сразу за речкой орда разделилась на два потока. Больший начал втягиваться в туман, он направился по низине к Криволученскому броду, а меньший пошел по Муравскому тракту, чтобы подойти к Туле с полуночной стороны.

Тут к хану подъехал князь Муса. Он, по обычаю, осведомился о здоровье хана, высокочтимого Камбирдея и служителей Магомета. Возблагодарили Аллаха краткой молитвой, после чего Муса обратился к хану:

— Повелитель! Твое предвидение сбылось. Сын свиньи и собаки предатель Расым завел наш отряд в засаду. Но он просчитался. Наши оказались сильнее, и мало кто из русских ушел живым. Сыну свиньи и собаки убежать не удалось.

Они выехали на небольшой холм. Здесь туман был реже. Остановились около группы всадников. Те расступились, перед ханом и его свитой предстала дюжина связанных русских. Муса пояснил:

— Их мало, повелитель, они не сдавались. Твои воины и этих бы порубили, но я приказал пока сохранить им жизнь.

Пленные стояли, тесно прижавшись друг к другу, их одежда была порвана и окровавлена. Некоторые от ран ослабели, их поддерживали плечами товарищи. Здесь были седовласые старцы и юноши, почти дети. Среди них — три женщины. Впереди всех, склонив голову, стоял купец Роман-Расым, без поддевки, ворот рубахи оторван, на плечах кровавые следы от кнута. Хан указал камчой на пленных:

— А бабы откуда? Как сюда попали?

Муса ответил:

— У них в засаде и на засеке билось много баб.

Хан рассмеялся:

— Плохи дела воеводы Темкина, раз баб и стариков воевать посылает!

Князь Муса тоже хихикнул и продолжал рассказывать:

— Истребив засаду, наш отряд вышел к засеке с тыла. Стража тут была небольшая, ее быстро перебили...

— Я видел, князь, у засеки наших много полегло. Больше, чем русских.

— Повелитель, за этих русских шайтаны и демоны. Но всесильный Аллах помог с ними справиться. Да славится имя Его!

Хан не дал князю прочесть молитву:

— Пищалей, пушек много захватили?

— Всего одну, повелитель. Темкин увез пищали, не надеясь удержать засеку. Тут захватили сотника одного, он... — Муса готовился к длинному рассказу, но хан прервал его:

— У нас пушек своих хватит. Давай сюда купца Расыма и вон ту бабу постарше... Развязать их... Толмач, спроси, как звать ее?

Женщина, освободившись от веревок, прежде всего поправила растрепавшиеся волосы и перевязала платок. На вопрос хана она смело ответила по-татарски:

— Я знаю, хан, твой язык. Ульяной меня зовут. Вдовица я, моего мужика-стрельца твои сгубили.

— Так вот, байбича Ульяна, смотри, слушай и запомни. Потом отпущу тебя, и ты все расскажешь воеводе Темкину. Поняла?

— Поняла. Освободишь, спасибо скажу.

Хан повысил голос:

— Я, хан Крыма Девлет-Гирей, благодарю тебя, купец Роман-Расым, за верную службу нам...

Услыхав свое имя, Роман встрепенулся — подался вперед, перестав растирать посиневшие от веревок руки. Затем, слушая хана, склонялся еще больше. Хан говорил: — Он, купец Роман, принял магометанство и зовем мы его Расымом. Он указал нам проход в засеке, помог напасть нежданно на Криволуцкие ворота. Хвала ему!

Ульяна прервала торжественную речь хана воплем:

— Стервец! Зенки выдеру! — И кинулась на Романа. Тот схватил ее за руки и успел шепнуть:

— Замолчь, дура! Басурман брешет, детьми клянусь! Так и скажи...

Ульяна затихла. Спешившиеся нукеры оттащили ее от Романа. Один из них сорвал платок, намотал косу себе на руку, бросил женщину перед собой на колени. Второй, выхватив ятаган, смотрел на хана, ожидая сигнала, чтобы отсечь голову. Хана потешало происходящее, но ему помешал князь Михаил, он подъехал к нему и что-то сердито сказал, нарушив правило: если хану весело, должны веселиться все. Хан протянул руку с раскрытой ладонью, будто защищаясь.

Тут же между ними оказался бдительный мурза Саттар, конем оттеснил Михаила в сторону. А хан обратился к нукерам:

— Вот это боевая байбича! Отпустите ее, поберегите купца, она и вправду может его без глаз оставить. Ха-ха-ха!

Как только нукер выпустил косу из рук, Ульяна торопливо подняла платок, стряхнув его, повязалась, аккуратно спрятав волосы, — даже тут, на глазах у неверных, она не хотела быть простоволосой.

Хан сказал, продолжая посмеиваться:

— Видишь, как ты мне поправилась, байбича, второй раз милую тебя! Я добр сегодня... Так вот, ты пойдешь и скажешь Темкину: таких, как купец Роман-Расым, у меня в крепости множество. Они помогут мне сегодня к полудню войти в Тулу. Я поставлю к вам правителем истинного великого князя Михаила. Кто будет сопротивляться нашей воле, я поступлю вот так. — Хан махнул золоченой камчой: — Отдайте гяуров демонам!

К связанным пленным подскакали татары с обнаженными ятаганами. Хрустящие удары, стоны... Через пару минут на том месте лежала груда еще шевелящихся тел. Ульяна вскрикнула и повалилась без сознания, ее подхватили стоящие рядом нукеры. Хан закончил:

— Бабу отвезти к стене острога и отпустить. А ты, Расым, иди и служи верой и правдой великому князю Михайле Ивановичу. Бери его, князь.

Хан тронул коня и не видел, как Роман упал на колени, закрыв лицо руками, ткнулся в землю. К нему подъехал Сарацин, наклонился с седла и, помогая встать, спросил:

— Что-то не обрадовала тебя, купец, благодарность повелителя. А мы верным слугам хана всегда рады... Держись за мое стремя, тут недалеко осталось. Там, глядишь, и лошаденкой обзаведешься.

Свита двинулась за ханом. Заняв свое место, Ростислав взглянул на Михаила и не поверил своим глазам: тот был бледный до синевы, с остановившимся взглядом. Казалось, он вот-вот совершит что-то непоправимое. Ростислав подосадовал на него: «Ну и великий князь! Готов сломя голову в драку полезть из-за пленников!» И на всякий случай приготовился силой удержать Михаила от неразумного поступка.

Дальше ехали в молчании. Потянул ветерок, туман клубами пошел вверх, через его лохматые клочья проглядывало еще низко стоящее солнце. Открылся брод. Упа тут делала большую петлю и на песчаной пойме разбивалась на множество рукавов. Орда валила во всю ширину брода. По самому мелкому месту двигался обоз. На арбах — горы связок стрел, копий, дротиков, груды лестниц. По три-четыре лошади цугом тянут тяжелые арбы с пушками разных калибров и громоздкие катапульты. Тут же бочки с огненным зельем, ядра, горшки со смолой.

Михаил пришел в себя, синева с лица исчезла, и Ростислав вернулся к любимому занятию — наблюдал за окружающим. Сейчас его внимание привлекла слаженность обозных отрядов. Он и раньше видел, что при обозе ехали группы татар на лошадях, которые, кроме седла, несли еще хомут с постромками. Постромки кончались крючьями. На разбитых дорогах, но песку и на крутых подъемах два-три татарина цепляли крючьями арбу и помогали ей преодолеть на рысях трудные места. Переправив арбу, спешили назад и подхватывали ту, которая застряла.

Взглянув на спутника и поняв, что тот оттаял, Ростислав нарушил молчание:

— Вот мы хаем: орда! А у нее поучиться надо. Смотри, как они ловко помогают телегам. Михайла Иваныч, ты прикажи воеводе Деридубу присмотреться...Тот вдруг резко повернулся к Ростиславу и злобно крикнул:

— Какие телеги?! Как ты можешь?! Ты же видел, что произошло?

— Все видел. Не повезло людям.

— Повезло, не повезло! Ты слыхал, что он сказал? Он забыл, что рядом с ним князь русский! Не послушал меня! А я его просил, чтобы он помиловал их и заставил мне крест целовать. А он... Изверг рода человеческого!

— Потише, потише, князь... У него есть основание не верить нашему крестоцелованию. — И громче добавил: — Вот и славный Тула-град!

Они выехали на левый берег Упы, и над убегающими белесыми клубами тумана и дыма открылся тульский кремль. Над темными высокими стенами гордо поднимались сверкающие в лучах солнца золотые луковки Успенского собора. Ростислав и Сарацин, чтобы не гневить хана и слуг его, спешно перекрестили грудь малым крестом. А Михаил, нарочито энергично сняв шишак, начал истово креститься и громко шептать молитву.