Углич. Роман-хроника (СИ)

За брачным столом сидели счастливые Афанасий Нагой, отец царицы Федор и его братья: Михаил, Григорий и Андрей, только что возведенные в бояре.

Нагие упивались властью, новыми назначениями в державные приказы, а главное - своим родством с государем всея Руси.

Но их торжество было не столь уж и продолжительным. Им так и не удалось оттеснить от трона Бориса Годунова. Прошло немного времени, как Ирина Годунова обвенчалось с младшим сыном царя, Федором Ивановичем.

Противостояние углицких князей с Годуновыми обострилось.

Неудача в Ливонской войне, свадьба Ивана Грозного на Марии Нагой и венчание царевича Федора на сестре Бориса Годунова значительно приблизили Углицкую трагедию.

Г л а в а 7

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ИВАНА ГРОЗНОГО

В конце семидесятых годов шестнадцатого столетия, в Ливонии и расположенных близ Нарвы крепостях почти вовсе не осталось русских войск (кои были вынуждены уйти на защиту Великого Новгорода), вследствие чего эти крепости стали легкой добычей шведов.

Шведский воевода Делагарди подступил к Нарве, открыл по ней ожесточенный пушечный обстрел, предпринял многотысячный штурм и 9 сентября 1581 года овладел городом.

Старые русские крепости Ивангород, Ям и Копорье, как тыловые, не были подготовлены к обороне и не могли оказать серьезного сопротивления врагам.

Утрата Нарвы, как скажет историк, имела далеко идущие военные и экономические последствия. Россия утратила с трудом налаженное «нарвское плавание», кое обеспечивало стране прямые торговые отношения с Западной Европой.

Иван Грозный пошел на значительные уступки и Речи Посполитой, отдав ей все свои владения в Ливонии, включая крепость Юрьев.

Россия сохранила небольшой участок побережья Финского залива с устьем Невы.

Так закончилась 25-летняя Ливонская война, в кою оказались втянутыми крупнейшие государства Прибалтики. Первая попытка России прочно утвердиться на берегах Балтийского моря завершилась неудачей. Поражение в Ливонской войне поставило государство в исключительно трудное положение.

В этих условиях Иван Грозный окончательно утратил доверие к своим боярам и воеводам. Разрядный приказ⁴⁸ заявил, будто причиной неудач в Ливонской войне была измена воевод. О том же царь писал в грамотах к королю Стефану Баторию.

Опасаясь боярской измены, Грозный стал прикреплять к земским воеводам своих личных представителей из числа доверенных «дворовых» людей. Но результат оказался плачевным: доверенные люди либо были взяты в плен, либо и вовсе погибли.

Царь был растерян. Он медлил, колебался и, наконец, возобновил тайные переговоры с английским двором о… предоставлении ему убежища в Англии. Но всё тайное становится явным. Намерение Грозного получило широкую огласку не только в Москве, но и за рубежом.

«48 лет отроду царь тяжело занемог». Это случилось в его Александровой Слободе. Сюда были немешкотно вызваны самые именитые бояре, митрополит и некоторые архиереи.

Поняв, что ему уже не поправиться, Иван Грозный объявил, что «по себе на царство московское обрел сына своего старшего князя Ивана».

И тогда все взоры боярской среды обратились в сторону наследника. Многие отмечали популярность царевича Ивана, с именем коего связывались надежды к лучшему.

И всё же Грозный выздоровел, но доверие его к 27 летнему сыну заколебалось. К недоверию прибавился страх. Как напишет англичанин Горсей, «царь опасался за свою власть, полагая, что народ слишком хорошего мнения о его сыне».

К концу жизни Грозный много болел, в нем появились признаки дряхлости, тогда как его сын достиг «мужественной крепости» и, как «пирог, злобно дышал огнем своей ярости на врагов».

В войсках и народе говорили о том, что царевич неоднократно и настойчиво требовал у отца войск, дабы разгромить поляков под Псковом. Передавали, будто в запальчивости наследник заявил государю, что сам-то он предпочитает сокровищам доблесть: будь у него даже меньше, чем у отца, богатства, он мог бы опустошить мечом и огнем его владения и отнял бы у него большую часть царства.

И всё же в старшем сыне своем (до своей болезни) Иван Грозный готовил России второго себя: вместе с ним занимался важными делами, присутствовал в Думе, объезжал государство, вместе с ним и «сластолюбствовал, менял наложниц и губил людей, как бы для того, чтобы сын не мог стыдить отца, и Россия не могла ждать ничего лучшего от наследника». Иван Васильевич желал, чтобы сын во всем ему уподоблялся, и он многого достиг, особенно приучив наследника к прелюбодейству. Однако сын искренне страдал за Россию и желал сам ходить в челе войск, сражающихся в Ливонии.

А Иван Грозный по-прежнему казнил «изменных» бояр, коих он ненавидел с детства. Часто вспоминая о своем несчастном младенчестве, царь позднее напишет:

«По смерти матери нашей, государыни Елены Глинской, остались мы с братом Георгием круглыми сиротами. Подданные наши, видя, что государство оказалось без правителя, начали заботиться не о нас, государях своих, а о стяжании себе богатства и славы, и враждовали между собой. И сколько зла натворили они! Сколько бояр и воевод, доброхотов отца нашего, убили! Дворы, села и имения дядей наших расхитили и водворились в них. Казну матери нашей перенесли в Большую (государственную) казну, причем вещи ее неистово пихали ногами и остриями посохов, а иное и себе разобрали. Нас же с братом Георгием начали воспитывать, словно чужеземцев или убогих нищих. Мы терпели нужду в одежде и в пище; ни в чем этом во время детства у нас не было довольства. Помню, бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем и, положив ногу на постель отца нашего, обращаясь с нами не только не по-отечески, но как властелин, словно перед ним находились порождения врагов… Что же сказать о казне родительской? Всю расхитили своим лукавым измышлением - будто бы на жалованье детям боярским, а сами от них всё себе отняли; детей боярских жаловали не за дело, верстали не по достоинству. Бесчисленную казну деда и отца нашего себе захватили, из нее наковали себе сосудов золотых и серебряных и на них написали имена своих родителей, как будто это было наследственным достоянием. После того наскочили на города и села и, причиняя горчайшие мучения, жителей безжалостно пограбили. А какие от них напасти были соседям - и не перечислить! Многие неправды и нестроения учинили, мзду безмерную от всех брали, и всё по мзде творили…»

Видя подобные примеры насилий, испытывая постоянные обиды от бояр-правителей и страх за свою судьбу, Иван Четвертый рано ожесточился душой и уже в детские годы проникся ненавистью к князьям и боярам...

За полгода до кончины царевича в Польшу сбежал сродник известного боярина Богдана Бельского, кой рассказал полякам, что царь московский после своего недуга страшно невзлюбил старшего сына и нередко избивал его посохом, и что ссоры в царской семье идут беспрестанно по разным поводам.

Деспотичный отец постоянно вмешивался в семейные дела взрослого сына. Он заточил в монастырь первых двух жен царевича - Евдокию Сабурову и Праскеву Михайловну Соловую, коих сам же ему выбрал. Третью жену Елену, Елену Шереметову, царевич, возможно, выбрал сам: Ивану Грозному род Шереметовых был неприятен. Один из дядей царевны Елены был казнен по царскому указу, другой, коего царь называл «бесовым сыном», угодил в монастырь. Отца Елены Грозный всенародно обвинил в изменнических сношениях с крымским ханом. Единственно уцелевший дядя царевны попал в плен к полякам и, как доносили русские гонцы, не только присягнул на верность королю, но и подал ему предательский совет нанести удар по Великим Лукам.

Осенью, как обычно, Иван Грозный со всем семейством перебирался из Москвы в Александрову Слободу. Здесь-то в ноябре 1581 года и случилась страшная трагедия. Еще с утра царь был раздражен: во всех покоях было жарко; истопники так натопили изразцовые печи, что дышать было нечем.