Углич. Роман-хроника (СИ)

- Бить кнутом! - приказал Иван Васильевич и надумал пройтись по хоромам.

Царя сопровождал его любимец Борис Годунов. Проходя мимо опочивальни царевны, Иван остановился. Дверь была раскрыта. Елена в одной льняной сорочке растянулась на мягкой постели. Виднелись полные белые ноги.

Иван крепко осерчал: Елену могла увидеть челядь. Бесстыдница! На ней нет даже пояса⁴⁹.

Иван пнул Елену сапогом. Царевна вскрикнула и вскочила с постели.

- Прости, великий государь.

Но царь, вне себя от гнева, ударил Елену по лицу. Та заплакала и повалилась на колени. Слезы и крики царевны привели Ивана в бешенство. Он принялся избивать Елену тяжелым посохом.

- Стерва, непотребная женка! - восклицал распаленный царь.

На шум прибежал царевич Иван.

- Уймись, батюшка! Она же на сносях. Уймись!

Но царь продолжал наносить удары. Царевич закричал:

- Ты жесток, батюшка! Из-за тебя я лишился Евдокии и Параскевы.. Ужель тебе мало?! Уймись! Ты залил кровью Русь, а ныне жену мою губишь. Ты жесток!

- Прочь, собака!

Лицо Грозного исказилось от ярости. Он ногой оттолкнул сына и замахнулся на него посохом. Но тут не удержался Борис Годунов и перехватил руку царя. Он знал, что государь в бешенстве может даже погубить своего сына. Но не только этим соображением руководствовался любимец царя. Он, наверное, раньше других понял, что Иван Грозный долго не протянет и вскоре его царство перейдет сыну, с коим он был в самых добрых отношениях. Сейчас же, как дальновидный человек, он еще раз захотел доказать своё расположение к царевичу.

- Остынь, великий государь!

Но Грозного уже было не остановить.

- Изыди, сатана!

Царь несколько раз прошелся острым жезлом по Годунову, а затем сильно ударил им царевича в голову. Удар пришелся в висок. Царевич глухо застонал, зашатался и рухнул на ковер.

Перепуганную царевну отнесли в другую комнату, в коей у неё начались преждевременные роды и случился выкидыш, а царевич, обливаясь кровью, корчился на полу.

Ярость Ивана тотчас исчезла. Побледнев от ужаса, в исступлении он воскликнул:

- Господи, я убил сына!

Царь кинулся обнимать Ивана, целовать его; удерживал кровь, текущую из глубокой раны, плакал, рыдал, звал лекарей, молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но ничего уже не помогло. Наследник жил еще четыре дня и скончался 19 ноября 1581 года.

Были еще две версии гибели царевича. По первой из них наследник участвовал в переговорах об унизительном мире с Ливонией, видел горесть на лицах составителей грамоты и «слыша, может быть всеобщий ропот», царевич, оскорбленный душой, и, болея за Отечество, пришел к отцу и резко потребовал, чтобы тот послал его с войском изгнать врагов, освободить Псков, дабы восстановить честь России.

Разгневанный царь закричал:

- Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!

И после этих слов Иван Грозный ударил сына острым жезлом по голове.

Англичанин Джером Горсей, имевший много друзей при царском дворе, описывает гибель наследника несколько иначе. По его словам, Грозный в ярости ударил сына жезлом в ухо, да так «нежно», что тот заболел горячкой и на третий день умер. Горсей знал определенно, что царевич умер от горячки, что он не был свален смертельным ударом в висок.

Горсею вторил осведомленный польский хронист Гейденштейн. Он слыхал, что наследник от удара посохом или от сильной душевной боли впал в падучую болезнь, потом в лихорадку, от которой и умер. Примерно так же описал смерть царевича русский летописец:

«Яко от отца своего ярости прияти ему болезнь, от болезни же и смерть».

Какая из этих версий смерти царевича Ивана верна? Ответить на этот вопрос помогает подлинное царское письмо к земским боярам, покинувшим Слободу 9 ноября. «… Которого вы дня от нас поехали, - писал боярам Грозный, - и того дни Иван сын разнемогся и нынече конечно болен… а нам, докудово Бог помилует Ивана сына, ехати отсюда невозможно…»

Итак, роковая ссора произошла в день отъезда бояр. Минуло четыре дня, прежде чем царь написал письмо, исполненное тревоги по поводу того, что Иван-сын его совсем болен. Побои и страшное потрясение свели царевича в могилу. Он впал в горячку и, проболев 11 дней, умер.

Иван Грозный от горя едва не лишился рассудка. Он разом погубил сына и долгожданного наследника. Его жестокость обрекла династию на исчезновение.

22 ноября князья, бояре, все в черном облачении, понесли тело в Москву. Царь шел за гробом до самого Архангельского собора, где указал похоронить сына между усыпальницами своих предков.

Иван Грозный переживал утрату ужасно: много дней не знал сна, ночью, как бы устрашаемый привидениями, вскакивал, падал с ложа, валялся среди опочивальни, стенал, вопил. Утихал только от изнурения сил; забывался в минутной дремоте на полу, где клали для него тюфяк с изголовьем; ждал и боялся утреннего света, «боясь видеть людей и явить им на лице своем муку сыно-убийцы».

Недели через три царь пришел в себя, и тут он изведал от супруги, что на Москве стало много недоброхотов, и среди них - Борис Годунов.

- Да может ли такое быть? - усомнился Иван Васильевич. - Неужели и Борис переметнулся в стан моих врагов?

- Переметнулся, еще как переметнулся, государь, - с нескрываемой злостью произнесла Мария Нагая.

- И кто сие может удостоверить?

- Батюшка мой, Федор Федорович.

Иван Васильевич тотчас позвал к себе отца царицы. На вопрос государя, Федор Нагой уверенно молвил:

- Скажу без утайки, великий государь. Борис Годунов скрывается в хоромах не по болезни своей, а по злобе, за то, что ты избил царевича Ивана. Никаких язв у него и вовсе нет. Как сокол по палатам летает, здоровьем своим по- прежнему цветет.

Ох, как хотелось Нагим насолить Годунову!

Царь немешкотно поехал к своему любимцу и увидел его лежащим на постели, над коим склонился купец Никита Строганов, искусный в лечении разных недугов. Борис лежал без нательной рубахи, и Иван Васильевич сразу же заметил три довольно сильные, но уже заживающие раны от своего жезла. Купец, не видя тихо вошедшего царя (государь строго-настрого предупредил дворецкого, чтобы тот о его приходе боярину не докладывал), легонько натирал мазями язвы.

- Аль приболел, Борис? Неуж я тебя так изрядно поколотил?

Годунов, увидев царя, обрадовано улыбнулся.

- Благодарствую за большую честь, великий государь. Стоило ли утруждать себя посещением к холопишку своему верному? Занедужил немножко. Был на конюшне, оскользнулся да на дощину с гвоздями упал. Скоро уж ходить начну. Спасибо Никите.

- Ну, буде, буде, - умиротворенно высказал Иван Васильевич и обнял больного. Затем он повернулся к Строганову, коего увидел еще год назад, когда тот со своим двоюродным братом Максимом приезжал к царю по сибирским делам.

- Наслышан о добрых делах купцов Строгановых. Надумали вы приумножать державу Российскую. Зело похвально… Как тебя по батюшке?

- Никита, сын Григорьев.

- С сего дня ты - Никита Григорьевич.. Даю тебе и всем Строгановым право именитых людей называться полным отчеством, вичем. О том повелю дьякам в грамоте отписать.

Федора же Нагого ждала унылая участь. Иван Грозный приказал нанести клеветнику несколько глубоких ран своим же посохом с жезлом.

* * *

Афанасий Углицкий хоть и оставался начальником Дворовой думы, но дела его после смерти царевича заметно пошатнулись. Отец царицы, Федор Нагой, вдруг неожиданно угодил в опалу. Ну, зачем ему понадобилось ехидничать и врать на Бориса Годунова?! Врать напропалую, совсем не думая о последствиях. Взял бы, да и обрезал его поганый язык. Неужели он так худо знает государя? Вот ныне лежи и охай на своих пуховиках. Чу, рукой привязался к ней царь. Не любит он своевольных да капризных супруг. Почитай, перестал заходить к Марии в опочивальню шевельнуть не может. Так тебе и надо, Федька!