Быть Руси под княгиней-христианкой

Несмотря на бегство предводителя, дейлемиты в долине не прекратили сопротивления. Однако это была уже не битва, а ряд разрозненных отчаянных схваток, в которых люди, отчётливо осознав, что победа оказалась в руках врагов, а им суждено пасть на поле боя, стремились подороже продать собственные жизни.

Олег посмотрел на Свенельда.

— С войском Мохаммеда покончено, хотя ему самому удалось от нас улизнуть. На прекрасных, незаморённых лошадях он вскоре будет в Бердаа, и оттуда начнётся поспешное бегство горожан и купцов, в первую очередь тех, кому есть что терять с нашим приходом. Посему ещё оставшихся живых ворогов пускай добивают пешие воины, а ты собери всех конных и немедля скачи в Бердаа. Первым делом повстречайся с атаманом Глебом, возможно, его казакам или соглядатаям удалось разузнать о судьбе казны Эль-мерзебана, которую он конечно же постарается укрыть от нас. Не медли, воевода.

Атаман Глеб не нравился Олегу по двум причинам. Во-первых, из-за стремления быть независимым и держать себя на равных со всеми окружающими, даже с ним, главным воеводой. Во-вторых, Олег не мог смириться, что умом и сообразительностью, жизненным опытом и умением разбираться в людях Глеб ничуть не уступал его воеводам, в том числе и ему самому. А ведь кто он: бывший ромейский центурион, перепробовавший после увечья ремесло сукнодела и приказчика купца-рахдонита [59] и ставший в конце концов попросту степным и речным разбойником. Пусть даже не простым разбойником, поскольку именно он был назначен атаманом той сотни разбойников, что примкнула к его войску, однако это вовсе не может быть причиной его преувеличенного мнения о себе.

   — Хотел говорить с тобой ещё вчера, атаман, — сказал Олег, приглаживая растущий на макушке клок длинных волос, растрёпанный налетавшими из долины Бердаа порывами ветра. — Думал увидеть тебя на застолье, устроенном мной ночью, да ты на него не явился. Хотя оба твои пятидесятника были там и показали себя отменными питоками хмельного зелья, ничем не хуже моих русичей и викингов-гирдманов. Какое важное дело помешало прийти ко мне, твоему главному воеводе?

   — В палатах сбежавшего из города епископа осталось много манускриптов [60], к чтению которых я весьма охоч. Поскольку днём и вечером у меня нет ни единой свободной минуты, я могу читать их только ночью. Этим я был занят и минувшей. Но если бы знал, что ты, главный воевода, желаешь со мной говорить, я обязательно явился к тебе.

Олег, стоявший на крепостной стене спиной к Глебу и рассматривавший лежавшую перед ним до самого горизонта живописнейшую долину Бердаа, со злостью скрипнул зубами. Какой-то разбойничий атаман не пожелал прибыть к своему главному воеводе на застолье, куда считали за честь быть приглашёнными воеводы, тысяцкие и лучшие сотники и пятидесятники русского и союзных с ними войск! Видишь ли, ему не сообщили, что главный воевода собирается с ним говорить, а себя он считает настолько важной птицей, что может пропустить мимо ушей приглашение главного воеводы видеть его среди ближайших сподвижников за пиршественным столом, предпочтя этому знакомство с содержанием библиотеки христианского жреца. Однако этот удар по своему самолюбию придётся снести: на застолье к главному воеводе приглашают, а не тащат силком, и потому всяк вправе поступить, как считает нужным — явиться на него или нет.

   — Я собирался спросить тебя не о том, что не могло потерпеть до утра, — сказал Олег. — Ответь, нет ли чего нового в поисках казны Бердаа и личных сокровищ Эль-мерзебана?

   — Нет, главный воевода, и городская казна, и казна всего Аррана, равно как сокровища Мохаммеда, канули словно в воду. Я и казаки сбились с ног, однако нащупать их след не можем никак. У Эль-мерзебана было достаточно времени позаботиться об их сохранности, и он его использовал с толком.

   — Спрашиваю об этом потому, что князь Цагол и воевода Латип постоянно надоедают мне, интересуясь, не напал ли ты на след исчезнувших богатств. Ярл Эрик покуда молчит, но викинги выражают недовольство, что самая лакомая часть добычи ускользнула из их рук. Скажи, есть надежда отыскать казну Аррана и сокровища Эль-мерзебана или сразу объявить воинам, чтобы не распаляли себя понапрасну мечтами о бочонках с золотыми диргемами и ларцах с цветным каменьем и скатным жемчугом [61]?

   — Главный воевода, если аланский князь и воевода лазгов надоели тебе с вопросами, ответь им следующее. Арранская казна и сокровища Эль-мерзебана заботили их больше победы над его войском, поэтому вместе с моими воинами они отправили в окрестности Бердаа и своих верных людей. Кстати, это сделал и ярл Эрик. За каждой ведущей из Бердаа дорогой наряду с казаками наблюдали аланы, лазги, викинги, поэтому все любопытствующие судьбой исчезнувших сокровищ пусть удовлетворяют интерес не у тебя, а у своих соглядатаев. А ежели ты сам желаешь знать, на что можно надеяться в их поисках, дозволь мне рассказать всё, что знаю о сокровищах и каковой предполагаю их судьбу.

   — Я готов выслушать тебя.

   — Ты поступил верно, вняв совету воеводы Микулы отправить с его засадным отрядом моих людей, чтобы взять под неусыпное наблюдение все городские ворота Бердаа, через которые могли исчезнуть находившиеся в нём сокровища при получении вести о разгроме войска Мохаммеда. Также ты поступил верно, позволив викингам, аланам, лазгам послать со мной их соглядатаев — теперь никто из союзников не сможет упрекнуть тебя в том, что лишь ты ведаешь о нынешнем месте пребывания сокровищ и утаиваешь их от других предводителей похода, надеясь единолично завладеть ими. Но точно так же верно поступил и Эль-мерзебан, заранее побеспокоившись о надёжном сокрытии сокровищ в окрестностях Бердаа и предположив, что караван с ними может попасть в поле зрения тех, от кого он вынужден их прятать. Он поступил просто — дал всем желающим увидеть свой караван, позволил проследить его путь в горы, где в удобном месте обрезал возможный «хвост» и укрыл сокровища в тайнике, не позабыв подбросить их будущим искателям ложную приманку. Вокруг неё сейчас и кружат без всякой пользы для дела верные люди предводителей твоих союзников, главный воевода.

   — О какой ложной приманке говоришь, атаман? Уж не о пещерах на берегу Чёрной речки?

   — О них, о чём ещё? Ведь только до Чёрной речки дошёл караван, который по всем признакам вывозил из Бердаа сокровища. И именно в пещерах рядом с ней оборвались его следы.

   — Тогда почему считаешь пещеры ложной приманкой, а не местом, где на самом деле скрыты сокровища?

   — Сокровища прячут в тайном для посторонних месте, а не указывают к нему дорогу множеством следов. Помимо того, что к пещерам ведут колеи повозок, свернувших к ним с дороги, перед входом в пещеры оставлено нетронутым погасшее кострище, где вместе с золой лежат куски недогоревшей холстины, которой была укрыта поклажа, в пещерах брошены факелы, которыми пользовались укрыватели сокровищ, а у Чёрной речки стоят распряжённые повозки бывшего каравана. Нам словно специально указывают для поисков это место, чтобы отвлечь от другого, где в действительности спрятаны сокровища.

   — А ежели расчёт Эль-мерзебана как раз на этом и построен? — спросил Олег. — Искатели сокровищ рассудят, как ты, что в пещерах им брошена ложная приманка, и начнут искать их в других местах?

   — Нет, главный воевода, расчёт Эль-мерзебана построен совсем на ином. Сумев привлечь наше внимание к пещерам у Чёрной речки и заставив заняться бесплодным делом, он отнял у нас время, которое могло быть использовано в поисках настоящего тайника. Когда же мы поймём свою ошибку, у нас попросту не окажется времени для её исправление — со дня на день Мохаммед с заново собранным войском подойдёт к стенам Бердаа, и мы будем лишены возможности продолжить свои розыски. А он, вдоволь насмеявшись над горе-кладоискателями, опять станет хозяином утраченных на краткий срок богатств.