Пером и шпагой

й армией так и "пробаловался" все лето с австрийцами, а корпус Румянцева отвоевывал Померанию, геройски сражался под Кольбергом. И флот и армия снова были вместе; сообща они открыли эту войну, сообща они ее закрывали.

Теперь Румянцев готовил поход своей армии на Берлин со стороны моря. Не для набега, - для утверждения в Берлине полной капитуляции. Фридрих - как опытный стратег - отлично понял это. Пришло время небывалого упадка духа. Запасшись ядом, король заперся от людей, и целых два месяца его, словно змею из норы, нельзя было выманить наружу. Пруссия обескровела, разруха и голод царствовали в ее городах и селениях. Дезертиры толпами шли к русским, прося о подданстве. Румянцев в эти дни изнемогал от наплыва солдат Фридриха, у которых были отрезаны носы и уши, - уже наказанные за побег, они бежали вторично...

Совсем неожиданно король покинул свое заточение.

- У меня болят даже волосы, - признался он. - О душе своей я молчу... Кажется, я исчерпал кладезь своего вдохновения, фортуна опять стала женщиной, капризной и подлой. Итак, решено: ради спасения остатков великого королевства я передаю престол племяннику своему - принцу Фридриху Вильгельму Гогенцоллерну.

Он даже не упомянул о "чуде", которое должно спасти Пруссию от полной гибели. Но это "чудо" действительно произошло.

***

И вот в последний раз вскинули гайдуки паланкин - понесли Елизавету Петровну в театр. Распухшей тушей лежала на носилках императрица, оглушенная крепкими ликерами. А рядом вприпрыжку скакал курносый и резвый мальчик в кудряшках, внучек ее Павел, сын Екатерины и племянника Петра. Все дипломаты, аккредитованные тогда в Петербурге, были чрезвычайно взволнованы "поразившей всех нежностью" императрицы к этому ребенку.

В сердце умирающей женщины уже созрело роковое решение: "Петру Третьему не бывать - бывать на престоле Павлу Первому!" Так, отбрасывая прочь законы престольные, дабы уберечь честь России, Елизавета хотела восстановить на престоле России внука, под регентством опытных царедворцев - Шуваловых... Теперь паланкин плыл по воздуху; мальчик держал в своих маленьких ручонках горячечную и влажную длань царственной бабки.

Публики в театре не было, и Елизавета велела:

- Пустите солдат. Чего же актерам пустому залу играть?

В придворный театр были запущены солдаты с улицы. Посадив на колени внука, Елизавета досмотрела до конца свой последний спектакль. Потом она встала и низко, в пояс поклонилась солдатам. Это был ее последний политический жест: "дщерь Петрова" отблагодарила поклоном солдат, принесших России славные победы.

- Прощайте, люди добрые! - сказала она, горько плача...

Заглушая вином тоску скорой смерти, говорила она близким:

- Одним мучусь! Урод мой племянник все разворует и опозорит. И будет он ненавидеть все, что я любила, и будет любить, что я ненавижу... Подпустить его к престолу нельзя!

Был день торжественный: Россия салютовала войскам Румянцева, взявшим неприступную крепость Кольберга, профессора академии