Баязет

Адам Платонович выпустил камень из пальцев.

- Ты-то мне и нужен как раз, - ответил он, задыхаясь. - Они всё переврут, сделают не так. а ты сможешь. . Беги на стенку.,.

Беги наверх и скажи туркам: если они выпустят нас из крепости со знаменами и оружием, мы согласны отдать им весь город. Пусть он сгорит. А мы уйдем... Уйдем отсюда к черту!

На дворе цитадели появилась плачущая Аглая - ее сразу же затолкали, закружили в столпотворении бессмысленной толкотни

- Братцы, - слышалось вокруг, - куды нам?

- Говорят, на построение!

- А турка-то не помилует!

- Предали!...

Хвощинская простерла вперед руки.

- Стойте... да стойте же вы! Боже мой, ради чего? - крикнула она в гневе. - Опомнитесь, люди! Ведь столько было уже жертв...

И все это отдать теперь даром? - Она подняла с земли брошенную кем-то винтовку, насильно всучила ее в руки молодого солдата: - Стыдись! Стыдись, что я должна просить тебя об этом. Я-то ведь не умею стрелять - я женщина...

Карабанов отыскал в суматохе своего денщика татарина Тяпаева, который уже седлал для него Лорда, потащил его за собой.

- Никому не верю теперь, - сказал поручик. - Ты, парень, слушай, что Хаджи-бек сейчас орать будет... Мне передай... А не так передашь, так я тебя, косого, тут и похороню!

Хаджи-Джамал-бек уже взобрался на стенку фаса и, махая руками, орал в галдящую толпу, чтобы его выслушали. Лазутчик не сразу добился тишины, но в него не было сделано ни единого выстрела.

- Мюждэ! Мюждэ! - радостно сообщил он.

Вслед за словами Хаджи-Джамал-бека в толпе осаждающих послышался ликующий рев.

- Что он сказал? - спросил Карабанов.

- Урусы, кричат, сдаются. Урус драться устал, домой хочет идти... Сейчас, говорит, вам Пацевич-паша ворота открывать станет.

Из толпы выскочил здоровенный гигант кузнец - в парчовой рубахе, со знаменем в руках. Засучив рукава и подняв над собой лезвие джерида, он заорал что-то в ответ, и Карабанов заметил, как в страхе отшатнулся его денщик-татарин, - понял.

- Слова его кислые, - перевел он поручику. - Мы их в крепость пускай, а они резать нас будут. Головы, кузнец сказал, вон там будут в кучу складывать...

Карабанов достал револьвер, прицелился.

- Вот с этой головы мы и начнем! - сказал он, громыхнув выстрелом, и кузнец в красной рубахе покатился под откос, не выпуская джерида.

Тем временем Пацевич вломился в каземат, вдоль стен которого горбились потные спины солдат, бивших из ружей по туркам.

- Вы слышали приказ? Отставить стрельбу! - Полковник отдирал солдат от амбразур, выбивая у них из рук оружие.

Стрельба в каземате смолкла, и полковник кинулся на соседний двор, где солдаты, пристыженные Хвощинскои, снова покрывали турок дружными залпами. Враг уже плотно обступил цитадель, а напористые кочевники, невзирая на пули, томились со стороны кладбища прямо в ворота.

- Ты куда лупишь, стервец? - остановился Пацевич перед ефрейтором Участкиным.

Тот повернул к нему грязное, испещренное потоками