Пером и шпагой

льше моего ушел! В командующих же хочу видеть после себя Петра Александровича Румянцева: молод, храбр, настырен, деловит, не пресмыкающ, не зазнаист, неподкупен и - патриот дивный! Прощайте, люди русские, не поминайте меня лихом!

***

Петербург, его двор и окружение императрицы снова стали ломать голову кому быть главнокомандующим? Фермор уже изгадил свою репутацию, - ему нельзя доверять армии. Румянцев же - молод, сочли неудобным ставить под его команду таких стариков, как Фермор. Правда, зимой был выкуплен из прусского плена генерал Захар Чернышев, но Конференция побаивалась его строптивости. Напрасно Салтыков из армии требовал Румянцева, только Румянцева... Нет, Шуваловы ходу ему не давали. В главнокомандующие русской армии был назначен Александр Борисович Бутурлин.

Только придворные соображения выдвинули Бутурлина. Смолоду он был красив, как Аполлон, и юная Елизавета любила его без памяти. Пусть больная императрица потешится, видя своего облысевшего, спившегося любовника в чинах высоких. Бутурлин никакими талантами не обладал, его образование оставалось на уровне знаний царского денщика. Он даже не умел читать карту. Палец Бутурлина смело залезал в морские просторы.

- Армию двигать сюды, - говорил он, на что ему отвечали:

- Сюды нельзя, Александра Борисыч.., потопчешь!

Пил Бутурлин, словно лошадь, - ведрами. И любил раздавать чины собутыльникам. Чем больше пили, тем старше становились в званиях. Под утро, очухавшись, Бутурлин спрашивал:

- Петь, а Петь.., ты кто теперича?

- Кажись, капитаном сделали.

- Ой ли? А ты, Сень?

- Я уже в полковниках хожу...

В ответ слышалось тяжкое стариковское покашливание:

- Вы бы того.., поснижались! Эдак и меня скоро нагоните.

Пока ж Салтыков болел, а Бутурлин собирался отъезжать к армии, Фермор должен был исполнить одно решение Конференции, которое определяло судьбу войны и окончательно закрепляло шествие России по Европе.

- Велено нам Берлин идти брать! - сказал Фермор. - И то исполнят пусть корпусами своими Чернышев с Тотлебеном...

Из песни слова не выкинешь, как не выкинуть и Тотлебена из русской истории. Мы опять сталкиваемся с парадоксом: доверенное лицо Фридриха, его же платный шпион, должен силой брать у короля его столицу. Но говорить о Тотлебене нельзя без того, чтобы сначала не пропеть возвышенного гимна сундукам. Боюсь, у меня не хватит умения сложить торжественную сагу в честь вещевой тары...

Тотлебен провел жизнь, сгорая на высоком костре страсти к различным сундукам. Страсть эта была почти чувственная (тару он обожал, как любовниц). Просматривая документы о нем, я все время встречал описание сундуков. Сундуки, сундуки, сундуки... Просто жил в сундуке! Разные были сундуки: начиная с громадных, обитых железом, с потайными замками, и кончая элегантными шкатулками. Узнав о походе на Берлин, граф Готлоб Курт Генрих фон Тотлебен загодя стал запасаться порожней тарой...

Осень в этом году была ранняя. Потекли дожди, развезло дороги. Копыта конницы