В дни Каракаллы

в те годы. Сначала беглеца заковали в цепи и увезли, как беглого раба, в глухую самнитскую деревушку, где заставили несчастного вертеть мельничный жернов. Однако блестящие финансовые способности Каллиста заставили банкира вновь поручить ему ведение денежных операций. Явившись однажды в римскую синагогу, чтобы во время молитвы захватить особенно упорных неплательщиков, Каллист устроил там скандал и был отведен к префекту города Фусциану как нарушитель разрешенного законом молитвенного собрания. Напрасно Капрофор защищал своего служащего. Обвинение было подтверждено свидетельскими показаниями, и римский закон предусматривал в подобных случаях ссылку. Каллист очутился в Сардинии, но, когда, по ходатайству Марции, возлюбленной Коммода и, может быть, тайной христианки, некоторые ссыльные были возвращены из изгнания, он вернулся в Рим. Как пострадавший за веру, управитель банка стал быстро подниматься по иерархической лестнице в римской христианской общине, а при слабовольном епископе Зефирине забрал все дела церкви в свои руки. Этого беспокойного человека мы и видели в либрарии.

Мне было чрезвычайно интересно слушать Прокопия и поближе познакомиться с тем миром, в котором жили таинственные для меня христиане. Из этого рассказа я вывел заключение, что они такие же люди, как и все прочие смертные, то есть занимаются торговыми делами и даже совершают банковские операции, и я спрашивал себя в недоумении: что же все-таки заставляет их идти на мучения?

Ни Септимий Север, ни Антонин Каракалла не испытывали большого расположения к христианам, но и не подвергали их преследованиям, и некоторые утверждали, что христианская секта наводнила не только города и селения, но и легионные лагеря и даже сенат. Христианство бурлило и выходило из трущоб на мировую арену. К счастью для Юпитера и Митры, в самой церкви кипели споры, и отдельные общины не могли добиться единомыслия по догматическим вопросам. Поскольку я понял со слов Вергилиана, у христиан не было надежды сговориться до скончания века, так как очень трудно примирить пылкие верования Фригии с умеренными тенденциями римских христиан или галилейские воспоминания с философскими устремлениями александрийской церкви. В Риме хотят прежде всего укрепить власть епископов, а в Сирии проповедники уводят тысячи людей в пустыню, чтобы встречать там Христа, идущего судить живых и мертвых. Влекут христиан гностические туманы и непостижимые догматы о триединстве божества. Не раз я наблюдал, что простые люди относятся к этим вопросам довольно равнодушно, удовлетворяясь верой в воздаяние в будущей жизни за испытанные на земле страдания, но образованным римлянам, в частности многим из тех, что посещали либрарию Прокопия, все это казалось чрезвычайно важным, хотя мало кого в Риме они так волновали, как Ипполита. Он явился в этот вертеп приносителей кровавых жертв лишь потому, что ему хотелось приобрести книгу Филострата, интересовавшую его с полемической точки зрения. Впрочем, надо сказать, что за этой книгой явился и Каллист.

В