Битва железных канцлеров

государственными людьми...

Горчаков считал, что Священный союз монархов давно погребен на свалке истории и возрождать его - это как эксгумировать разложившийся труп из могилы. Но когда канцлер заикнулся об этом, царь грубо прервал его:

- Я надену русский Георгий, австрийский Марии-Терезии, прусский Pour Ie merite - и Союз Трех Императоров сокрушит любую коммуну. Отныне моя политика вся на моей груди!

Горчаков не понял - трезвый он или пьяный? Впрочем, у Александра II достало ума вскоре же заметить, что в Берлине он оказался на положении непрошеного гостя. Владыка ведущей державы мира прискакал, как мальчик, за вкусным гостинцем, а его взяли и высекли. Все почести сознательно преподносились Францу-Иосифу с его роскошными бакенбардами. Императоры говорили между собой - без канцлеров, а канцлеры - без императоров. Бисмарк так ловко обставил дело, что если он беседовал с Андраши, то не было Горчакова, если беседовал с Горчаковым, то не было Андраши...

Царь, явно подавленный, спросил:

- Как у вас, светлейший?

- Плохо, - сказал Горчаков. - За нашей спиной происходит какой-то тайный сговор о Балканах, думаю, что на этот раз не как в Зальцбурге - не только устно, но и письменно.

- А, плевать! - отреагировал царь...

За свою долгую жизнь Горчаков повидал разные переговоры. Бывало, и сам говорил часами, чтобы только ничего не сказать. Но в берлинском свидании слова неслись, как мутные ручьи, и лишь в одном собеседники были откровенны и солидарны - в решении оградить себя от угрозы коммунизма. Во всем этом Горчакову запомнился один яркий момент. Начальник русского генштаба фельдмаршал Берг подошел к начальнику германского генштаба фельдмаршалу Мольтке и сердечно поздравил его с тем, что даже армия Японии реорганизуется на прусский лад.

- Да, наши заслуги признаны всем миром, - скромно отозвался Мольтке. - Но самое интересное, что Франция , вводит всеобщую воинскую повинность - тоже по прусскому образцу. Я не скрою, что поведение Франции нас уже настораживает...

Бисмарк фиксировал: "Андраши мил и весьма приятен. Что касается этого старого дурака (!), то он действует мне на нервы своим белым галстуком и своими претензиями на остроумие. Он привез с собой белую бумагу, много чернил и хочет здесь писать, но я не обращаю на это никакого внимания".

Горчаков ничего не хотел писать! Он нашел случай повидаться с французским послом в Берлине виконтом Гонто-Бироном.

- Помните, - сказал он ему, - что у вас много друзей в России, и Россия людоедству не помощница. Но нас , устроит союз с вами в том случае, если Франция не будет беспомощной.

- Благодарю. А как истолковать ваш приезд сюда?

- Как мое личное поражение...

Андраши с подкрашенными губами и помадным румянцем, как стареющая красавица, еще жаждущая "разбития сердец", буквально по пятам ходил за Горчаковым, говоря, что Австрия не питает никаких вожделений к Балканам, а это значило, что он, сукин сын, туда полезет. Когда царь и вся свита затискались в вагон,