Крушение надежд

— Не случись со мной тогда этого… несчастья, наверное, я не стала бы диссиденткой.

Когда вошел Алеша Гинзбург, Лиля заулыбалась, стала радостно знакомить его со всеми:

— Это мой родной троюродный братишка Алеша.

Римма украдкой поглядывала на нее с едва заметной улыбкой. Уселись за стол, Тариэль встал во главе, как постоянный тамада:

— Дорогие друзья, этот первый тост нам надо выпить за нашу встречу! Вот прошло шестнадцать лет, и мы опять собрались. Спасибо за это Лиле. Я не скажу теперь, что существует дружба между народами, но наша дружба осталась крепкой. Так выпьем этот первый бокал за нашу дружбу.

Весело пили, каждый рассказывал о себе. Римма сказала коротко:

— Работаю в поликлинике, несколько раз жена писателя, сокращенно «жопис».

— Риммка, сколько раз?

— Ну, этот рассказ занял бы много времени.

— Аня, а ты что делаешь? Ты у нас всегда была такая тихоня.

— Была. Теперь я ухо-горло-нос в Боткинской, — засмеялась она, — и не такая тихоня.

— Аня у нас активная диссидентка, — добавила за нее Лиля.

— А ты, Лилька, чем занимаешься?

Лиля смущенно улыбнулась:

— Ой, ребята, только не смейтесь, пишу кандидатскую диссертацию. Никогда в жизни не думала заниматься наукой, и вот…

— Диссертацию? Это здорово!

За нее добавила Аня:

— Вы еще не знаете, Лиля стала известным хирургом, она заведует отделением травмы, делает операции по методу Илизарова. Врачи из других больниц приходят к ней учиться.

Это вызвало гул одобрения:

— Молодец, Лилька! Замечательно! А мы помним, как ты пришла в первый день с косичками.

Потом Тариэль сказал:

— Теперь выпьем за нашего друга Ли. Какой парень, золото! А голова какая! У него большое будущее!

Павел присматривался к гостям — все уже врачи с солидным стажем и положением, они совсем не выглядели материально благополучными, одеты были в дешевые костюмы и потрепанную старую обувь.

Отличался только один гость — неожиданно пришел Гриша Гольд, редко появлявшийся в бывших студенческих компаниях. Он выглядел очень солидно: пополнел, на нем красовались прекрасно сшитый костюм из дорогого материала и яркий галстук, на пальце большой перстень, а на лице улыбка благополучия и довольства.

Его окружили:

— Гриша, мы рады видеть тебя! Ты выглядишь прекрасно.

— На сорок тысяч рублей, — добавил он самодовольно

— Что это значит?

— Купил недавно дачу в Кратово на эту сумму.

— О, поздравляем!

Римма съехидничала:

— Ты, наверное, президент Медицинской академии.

— Нет, отоларинголог в детской поликлинике.

Несоответствие дорогой покупки и невысокого положения вызвало некоторое удивление.

— Удивляетесь? В наше время надо уметь приспосабливаться и заводить связи, — усмехнулся он.

Тариэль, чтобы отвлечь гостей от этого разговора, встал и предложил тост за успех Рупика и за его красивую жену. Все выпили и Гриша наклонился к Рупику:

— Ты член партии?

— Ой, ой, нет, я не партии.

— Почему?

— Мне это принципиально не нравится.

— Ты что, с ума сошел, что ли? Что за принцип в наше время? Ты еврей, с твоим положением ты обязан вступить в партию.

— А сам ты в партии?

— Конечно, много лет. Без этого я не смог бы достичь того, что имею.

Рупику было неприятно продолжать разговор на эту тему.

Павел сидел с ним рядом, слышал их разговор и сказал ему:

— Вот вы и добились того, к чему стремились. Я помню, как при первой встрече вы рассказывали мне об антисемитизме и говорили, что в науке происходит «разбавление мозгов». Как теперь обстоят дела?

— Ой-ой, — чуть ли не застонал Рупик, — процесс зашел слишком далеко. Партийное засилье привело к тому, что на руководящих постах в науке теперь сидят не только бездарные, но и откровенно безграмотные люди. Есть такая горькая шутка: «В истории нашей страны было два великих перелома — когда середняк пошел в колхозы и когда середняк пошел в науку». Вот середняков и набралось.

Алеша, приглашенный Лилей, мгновенно вставил:

Все рассмеялись, Рупик заинтересованно спросил:

— Как у вас получается так быстро сочинять стихи? Хотел бы я иметь такой талант.

— Это очень просто, — объяснил Алеша, — я взял сказанное вами смысловое слово «середняк» и стал подбирать к нему подходящую рифму. «Босяк», «косяк» не годятся, а вот «всяк» подходит. А остальные слова нужно только вложить в ритм стиха.

Лиля улыбалась, с гордостью слушая брата, и поедала его глазами. Римма подмигнула ей, мол, я тебя насквозь вижу, и смутила ее.

А Павел продолжал разговор с Рупиком:

— Я помню, как вы говорили: поставят малограмотного заведующего кафедрой, он наберет еще менее грамотных доцентов и ассистентов. И дальше то же самое.

— Да, это настоящий поголовный отрицательный отбор. Я даже не представлял себе, как далеко он зайдет. Медицинской интеллигенции становится все меньше, и все растет стена дискриминации против евреев-ученых. Советская наука рушится, мы во всем отстаем от Запада. Нет воздуха свободы, особенно нет его для способных евреев-ученых. Ничего удивительного, что некоторые из них стремятся уехать из России, едут в Израиль или Америку. Тогда было «разбавление мозгов», а теперь уже можно сказать об «утечке мозгов».

Лиля спросила:

— Рупик, надеюсь, ты не покинешь нас, не уедешь?

— Ой-ой, нет, — простонал он по привычке, — не уеду, конечно, у меня большие планы.

Соня весь вечер молчала, но тут впервые выпятила пухлые губки, опустила глаза и тихо сказала:

— Зачем же нам с Рупиком уезжать? У него успешная карьера, мы недавно купили квартиру в кооперативе, у нас растет дочка. Наша жизнь только начинается.

Он взял жену за руку и подхватил ее слова:

— Сонечка права, мы не уедем. У меня большие планы, и теперь появилось поле деятельности для этих планов. Я хочу создавать свою школу. Только хотелось бы мне обновить коллектив кафедры, получить хоть парочку способных евреев.

Пошли воспоминания студенческих лет, поднялся шум и хохот:

— А помните, как в нас воспитывали мораль?..

— А помните, как боролись за русский приоритет в науке? — И смеялись еще больше.

Августа шепнула Павлу:

— Пора уходить.

Лиля проводила их до двери, а за спиной слышался неумолкаемый хохот.

Они вышли на улицу, Павлу живо вспомнился такой же момент много лет назад, когда они вышли с Марией, сели на скамейку на Патриарших прудах и разговаривали о будущей судьбе этой молодежи.

— Да, интересные судьбы у них получились, — вздохнул он. — Этому поколению еще предстоит испытать и сделать очень многое.

Августа спросила:

— Ну, как, угадал ты тогда их будущее?

— Знаешь, Авочка, как ни странно, в основном угадал. Я предчувствовал, что Фернанда захочет вернуться в Испанию, а Борис — в Америку. Я угадал, что из грузина Тариэля получится работник советского типа и что он в конце концов разочаруется в дружбе народов. Ну, как я и думал, Римма стала менять мужей, как перчатки, и живет припеваючи. Мне представлялось, что китаец Ли еще может разочароваться в диктаторе Мао, но я ничего не знаю о его судьбе. Вот Гриша Гольд, это тип практичного еврея, он как сыр в масле катается в нашем советском омуте. С его подходом и связями он скоро станет скрытым миллионером. И конечно, я предвидел, что из Руперта Лузаника получится ученый. К сожалению, у меня были тогда серьезные опасения о будущем Лили в Албании. И это тоже сбылось. А теперь она одна.

Августа взяла его под руку:

— С Лилей все будет в порядке, не волнуйся. Я заметила, как она смотрела на Алешу.

— Ты думаешь?

— Я ведь тоже могу предугадывать судьбы! — и Августа загадочно улыбнулась.

95. «Кто такой этот Слепок?»

«Самолетное дело» эхом разлетелось по всему миру. «Голос Америки», Би-би-си и «Свободная Европа» передавали подробности суда и приговора. Особенно много информации передавала станция «Голос Израиля». Внимание всего мира было привлечено к проблеме свободы выезда из Союза. А самим евреям «самолетное дело» показало, что их ждет, если они решаться на крайние меры. Но что же делать «отказникам»? Оставалось одно — голодовки.