Крушение надежд

Так в чувстве протеста укреплялось самосознание евреев России.

Главной штаб-квартирой «невидимой» еврейской общины диссидентов стала небольшая часть крутой улицы Архипова возле Хоральной синагоги. Там по субботам собирались сотни активистов-отказников, они называли это место «еврейский центр без крыши», «клуб отказников» или «еврейская горка». Там они договаривались об очередной подаче документов — ОВИР находился на следующей улице. Там же обдумывали проведение демонстраций, подписывали коллективные письма протеста, обменивались рукописями еврейского самиздата, организовывали группы обучения иврита и английского языка и, конечно, молились, если были религиозными. Сюда к ним заходили иностранные корреспонденты и приезжали за советами евреи из провинции. В дни праздников Пурим, Песах, Ханука, Симхат-Тора и день Рош а-Шана приходили евреи, сочувствовавшие отказникам. Им хотелось побыть среди «своих», танцевать еврейские танцы, петь еврейские песни. На многолюдные праздники сюда даже приносили мощный усилитель, и впервые на московской земле громко звучали еврейские песни и мелодии. У собравшихся от радости горели глаза.

Все это происходило всего в трех кварталах от здания центрального комитета коммунистической партии и в пяти кварталах от здания КГБ. И конечно, за этим «клубом» под открытым небом пристально наблюдали переодетые агенты. Здесь они никого не арестовывали, чтобы не вызывать лишнего шума, только фотографировали для доказательств. Аресты проводились потом — дома или на работе. КГБ написал секретное сообщение в ЦК партии: «Зараженные сионистскими идеями, националистически настроенные лица из числа советских граждан пытаются использовать религиозные сборища у синагоги для разжигания националистических чувств».

В одну из суббот на «еврейскую горку» пришли супруги Давид и Рая Дузманы из Кишинева. Там собралась шумная толпа евреев-отказников, все что-то друг другу говорили и смеялись, смех ходил по толпе волнами. Дузманы затесались в толпу и услышали новый анекдот, только что пущенный Моней Генделем: еврей видит на улице двух незнакомых беседующих евреев, он подходит к ним и говорит: «Не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо». Это было действительно смешно, потому что многие только и говорили о выезде из России. Давид с Раей тоже посмеялись, прислушались к разговорам и спросили:

— Нам нужен совет, как добиться разрешения на выезд мужу, если у жены разрешение уже есть, а ему отказывают.

Перебивая друг друга, окружающие стали им говорить:

— Послушайте, так это частая ситуация: у жены разрешение есть, а мужу отказывают.

— Да, но что нам делать, чтобы ему добиться разрешения?

— Что делать? Поговорите об этом с Владимиром Слепаком. Лучше него никто вам не посоветует.

— Кто это такой, как его найти?

— Слепака всякий знает, он каждую субботу здесь. Поищите его в толпе, он самый высокий, и вокруг него всегда вьются люди с вопросами.

Действительно, Слепак был плотно окружен людьми, и все что-то спрашивали. Они протиснулись к нему. Рая, более активная, дернула его за рукав и настойчиво сказала:

— Мы из Кишинева, нам нужен ваш совет. Понимаете, мне с сыном дали разрешение, а мужу отказывают. Что нам делать?

Он выслушал, внимательно расспросил про работу Давида, посмотрел на Раю:

— Так, значит, вы говорите, вам с сыном дали разрешение, а мужу отказали? Могу я вас спросить: вы не побоитесь на время расстаться?

Они переглянулись, глаза у обоих затуманились, они даже обнялись:

— Мы любим друг друга, нам это будет тяжело. Зачем расставаться и на какое время?

— Про время не могу сказать, может быть, на год, может быть, на два и больше.

Это их совсем расстроило. Давид спросил:

— И что вы предлагаете? Зачем нам расставаться?

— Вот что я предлагаю: пусть жена едет с сыном в Израиль и начинает действовать в пользу мужа оттуда. И чем громче, тем лучше. Но в такой ситуации из Израиля все-таки много не выкачаешь, в Кремле к голосу Израиля не прислушиваются. Это только для начала шума, чтобы передали по радио и чтобы о вас стало известно. Но лучше, если из Израиля вы поедете в Америку, в Нью-Йорк, и там заявите протест в Организации Объединенных Наций. Настаивайте на своем, протестуйте, демонстрируйте вплоть до объявления публичной голодовки. Об этом узнают в Конгрессе США, и там уже вами заинтересуются. Тогда нажмете на сенаторов. Это обязательно должно помочь.

Удрученные, Дузманы слушали молча. Слепак добавил:

— Я понимаю, это кажется ужасным, и действительно нелегко, но расставание и голодовки — это единственное средство, которое осталось у евреев. Только это может вам помочь.

Давид смотрел на жену, отрицательно качая головой:

— Рая, я не хочу, чтобы ты голодала из-за меня, рисковала жизнью…

Рая возбужденно, с аффектацией прервала его:

— Из-за тебя я пойду на все. Что такое голод? Ну, похудею. Не дадут же мне умереть.

— Неужели ты думаешь, что сможешь все это сделать? Это ведь страшно и опасно.

— Додик, родной мой, я люблю тебя больше жизни и хочу, чтобы мы жили там вместе и были счастливы, — я все сделаю во имя нашей любви.

Они обнялись, поблагодарили за совет и пошли в обнимку. Слепак смотрел им вслед:

— Героическая женщина! И какая беззаветная любовь! На все готова ради мужа. Вот у кого по-настоящему развито еврейское самосознание.

96. Собрание в институте

В 1972 году КГБ и МВД представили в ЦК партии документ с грифом «совершенно секретно»: «В 1972 году рассмотрено 26,9 тыс. ходатайств лиц еврейской национальности о выезде в Израиль на постоянное жительство, получили разрешение на выезд 25,4 тыс. <…> Всего выехало лиц с высшим образованием — 2,840 (13,5 %), в том числе инженеров — 1162, педагогов — 560, врачей — 500». На основании этого был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР от 3 августа 1972 года: «О возмещении гражданами СССР, выезжающими на постоянное жительство за границу, государственных затрат на обучение».

Правительство создало шкалу: кто сколько должен выплачивать. За обучение в университете полагалось вернуть 12 200 рублей, за обучение в консерватории — 9600 рублей. Кандидат наук должен дополнительно заплатить 5000 рублей, доктор наук — 10 000. По официальному курсу того времени один доллар равнялся 10 рублям, так что 12 000 рублей равнялись 1200 долларам [166]. Но таких больших денег у людей не было. Указ становился тормозом для желающих уехать из России.

Это напугало евреев с высшим образованием, ведь они обязаны оплатить затраты государства на их бесплатное обучение в университетах и институтах, если захотят уехать в Израиль. Совсем не учитывалось, что эти люди уже многие годы работали и своим трудом давно окупили затраты на свое обучение.

Рупик Лузаник, узнав об указе, сказал дома Соне:

— Ой-ой, власти пробуют остановить или затруднить утечку мозгов — эмиграцию интеллектуальной элиты. А кто хочет эмигрировать? Почти исключительно евреи. Этот указ — прямая антисемитская выходка кремлевских правителей.

Соня пожала плечами:

— По-моему, кто хочет, пусть едет. Не наше дело.

Однако во всем западном мире началась волна протестов. Группа из двадцати одного лауреата Нобелевской премии написала публичное заявление, обвинив кремлевское руководство в «массовых нарушениях прав человека». В европейских столицах и в США началась кампания по сбору денег для оплаты. Везде развесили плакаты-призывы: «Выкупайте новых рабов — советских евреев с высшим образованием».

Мгновенно распространился анекдот, сочиненный Моней Генделем: «Раньше говорили, что жиды продают Россию, а теперь Россия продает жидов». Алеша Гинзбург поместил эпиграмму в самиздатском журнале и ее распевали, как частушку: