Лашарела. Долгая ночь

ступить. Может быть, его просто испытывают. Видя рас¬

014

терянность своего пленника, Несеви решил приоткрыть

тайну.

—

Могу ли я на тебя положиться? Могу ли я дове¬

рить тебе тайну первостепенной важности?

—

Мое тело и моя душа — твои, господин.

Несеви взял саблю и сам перепоясал Торели.

—

Этой ночью мы должны выполнить важное поруче¬

ние. Выполнение его я не могу доверить одним мамелюкам

султана. Ты грузин, и ты благороден. Ты дал мне слово, я

верю тебе, я знаю, что ты не изменишь. Дело тяжелое и

кровавое, но справедливое. К тому же, если мы его испол¬

ним, вся Грузия и каждый грузин в отдельности будут нам

благодарны. Помни же, что я полагаюсь на тебя.

—

Ты мне подарил жизнь, вырвал меня из когтей сул¬

тана тогда, у Гарниси. Прошло много времени, но жизнь

эта по-прежнему твоя, располагай ею как хочешь.

Несеви знал, что грузины люто ненавидят своего кара¬

теля Шереф-эль-Молка. Султанский визирь жег села, де¬

ревни, всю покоренную часть Грузии, да и самому Тбили¬

си от него досталось немало. Имя визиря упоминалось в

Грузии не иначе как с проклятиями. Его смерть будет

встречена с ликованием, и Несеви это знал. В этом был его

дополнительный расчет. Он был твердо уверен, что рука

грузина, занесенная над ! II е ре ф-э лъ-М о л к о м, пе дрогнет.

Шереф-эль-Молк проснулся не то от шума в голове,

не то от шума в своей опочивальне. Привстав и оглядев¬

шись, он увидел, что его окружает стража султана. В тот

же миг на пороге появился Мохаммед Несеви с непокры¬

той головой, вооруженный, точно воин перед сражением.

Череп его был длинен, гол и блестящ, а из-под нависших

густых бровей грозно сверкали большие черные глаза.

Книжный червь, канцелярская крыса, секретарь, кото¬

рого визирь старался не замечать и не считал за мужчину,

показался теперь Шереф-эль-Молку грозным великаном,

в котором все дышало решимостью и возмездием. С неот¬

вратимостью самой смерти медленным шагом приближал¬

ся Несеви к постели визиря.

За спиной Несеви возвышался, держа руку на эфесе

сабли, широкоплечий статный воин. Где-то Шереф-эль-

Молк видел этого человека, похожего на грузина, но те¬

перь не мог вспомнить где.

Визирь все еще не понимал, что происходит, но появле¬

ние в его шатре вооруженного грузина ие предвещало

615

ничего хорошего, и сердце визиря сжалось от предчувст¬

вия самого худшего, что только может быть.

—

Великий султан Джелал-эд-Дин,— воздев руки

кверху, торжественно произнес Несеви,— да вознесет его

господь еще выше, да удлинит господь его тень, да умно¬

жит господь его благодеяния,— повелел: смерть изменни¬

ку бога и государя Шереф-эль-Молку.

Шереф-эль-Молк привскочил на ложе. Оружия не ока¬

залось под рукой, стражников не было поблизости, запад¬

ня захлопнулась плотно. Визирь сжался, стал маленьким

и жалким, глаза забегали, заметались, как мечется мышь,

попавшая в мышеловку. Было видно, что мозг визиря не¬

которое время лихорадочно работал, ища выход а, но кру¬

гом была глухая, непроницаемая стена, и мозг сдался, об¬

мяк, а вместе с тем обмяк и сам визирь, сидящий на не-

прибранной постели.

Торели с интересом наблюдал за этим грозным вре¬

менщиком, попавшим в смертельные сети. Куда делись

высокомерие, кичливость, надменность. Всю жизнь ставил

капканы и рыл ямы для других и вот сам попал в капкан

всеми четырьмя лапами. Не выбраться.

Еще вчера сидел на пиру по правую руку от султана

и улыбался и в сердце своем плел хитрые сети против

своего господина. И вот теперь, непревзойденный вяза-

тель сетей, сам запутался, и как жалко он выглядит. Ока¬

зывается, других убивать легче, чем подставлять под меч

свою собственную голову. Оказывается, легко смотреть, как

по твоему приказу убивают тысячи беспомощных женщин

и детей. Погляди-ка теперь в глаза собственной смерти.

Торели сделалось противно и тошно смотреть на ду¬

шевную наготу этого низкого человека, но нужно было

твердо до конца исполнять поручение. Да и то сказать,

дай ему сейчас возможность уйти от смерти, дай ему снова

власть, как он тотчас переменится, преобразится, надуется

точно индюк и снова недрогнувшей рукой прольет столько

крови, сколько ему понадобится для собственного благопо¬

лучия или даже удовольствия.

Несеви прочитал приговор. Первый испуг у визиря

прошел, и теперь он сидел спокойно, оглядывая всех и

ожидая, что будет дальше. Он, видимо, понял, что нет ни¬

какого смысла ни сопротивляться^ ни просить помилова¬

ния и, собрав остатки мужества, решил встретить смерть

бшше достойно, чем думают эти палачи.

ш

Теперь оп с усмешкой смотрел на пришедших в шатер.

Как прилежно они выполняют приказ султана. Как будто

смерть, которую они принесли на остриях своих сабель,

никогда не коснется их самих. Еще вчера визирь думал,

что и его смерть далека. И вот чего стоят наши думы! Ка¬

кое шутовство жизнь! Еще вчера эти, пришедшие его убить,

почитали за счастье лобызать полу его халата. Еще вчера

достаточно было ему, визирю, шевельнуть пальцем, и их

головы полетели бы с плеч. Да, как высоко он находился

вчера и как низко упал сегодня. За одну ночь он преодо¬

лел расстояние, на которое ему потребовалась целая жизнь

и которое эти жалкие рабы не смогут преодолеть даже

во сне.

Оказывается, власть отдаляет людей друг от друга.

И чем дальше отстоит властелин от народа, чем недоступ¬

нее, недосягаемее он для народа, тем он кажется величе¬

ственнее, необыкновеннее, тем священнее трепет перед

ним.

Но стоит самому величественному господину, самому

могучему тирану потерять власть, как он предстает перед

толпой обыкновенным человеком, жалким в своей низверг-

нутости и униженности. И тогда непонятно людям, что же

его возвеличивало, что поднимало над ними его, который

не хуже и не лучше любого из людей.

Люди начинают догадываться, что лишь волей слу¬

чая он оказался у власти, получил в руки мощь владыки,

а затем уж стал употреблять эту власть для того, чтобы

казаться выше всех, лучше всех, умнее всех, как будто

есть особая сладость казаться выше других людей.

Удивительнее всего, что в конечном счете люди сами

создают себе кумиров, идолов, которым поклоняются до

времени и которых сами же потом ниспровергают. Но,

пожалуй, самое удивительное состоит в том, что при

низвержении люди испытывают такой же восторг, как и во

время поклонения кумиру, и может быть, даже с большим

наслаждением они низвергают, нежели поклоняются.

Правда, потом, когда проходит время и люди огляды¬

ваются на свой путь, они испытывают некоторое разочаро¬

вание, потому что все-таки очень грустно, когда посте¬

пенно, одно за другим все теряет цену, лишается своего

временного и дешевого блеска, своей мишуры. Может

быть, людям бывает даже немного стыдно за самих себя,

что поклонялись они жестокости и деспотизму.

617

Шереф-эль-Молк совершил омовение теплой водой.

Потом он спокойно вынул из-под подушки свой любимый

Коран и открыл его на любимом месте.

Слезы навернулись на глаза приговоренного к смерти,

голос его задрожал, еще немного — и он, пожалуй, раз¬

рыдался бы, как слабая женщина. У мамелюков тоже по¬

краснели глаза. Под влиянием торжественных слов Ко¬

рана и усердия молящегося их сердца оттаяли. Некоторые

отвернулись, чтобы не выдать своей растроганности.

Несеви жестким взглядом оглядел своих мамелюков.