Золотые поля

— Я хотел его просто попугать. Я говорил не всерьез, Брайант. Я…

— Нет, ты говорил всерьез, сказал Джеку, что считаешь себя человеком слова. Так что у меня нет никаких сомнений в том, что ты открыто угрожал моей жене. Теперь я заставлю тебя за это заплатить.

— Постой! Погоди! — закричал Уолли, когда Брайант кивнул четверым мужчинам.

Полукруг вокруг него стал сужаться.

— Вот каково это, Рэлли. Вот за что ты платишь своим животным. Именно так они поступают с беспомощными людьми, угодившими в твои игорные дома.

Изогнувшись всем телом, Уолтер через плечо бросал на Чарльза отчаянные взгляды, а его тем временем тащили прочь.

— Брайант, подожди! Выслушай меня. Прошу.

— У Джорджа пятеро детей, Рэлли. У тебя ни одного, что, я думаю, для мира только к лучшему.

Началось знакомое Рэлли невнятное бормотание, только теперь источником его был он сам. Оно исходило из него непрерывным потоком страха. Губы Уолли складывались в слова мольбы, которым никто не внимал.

Люди Брайанта толкали его к скале. Он подумал, что сейчас слетит с нее, именно в этот момент не выдержал и намочил штаны. Уолтер не раз видел, как это происходило с его должниками. Однако тут он понял, что его ведут не к обрыву, а заставляют спускаться по склону, и начал спотыкаться на ступеньках, вытесанных в камне.

Дыхание Рэлли стало поверхностным, зачастило. Он начинал понимать. Холод должен был бы продирать его до костей, но он ничего не чувствовал.

— Куда меня ведут? — завопил Уолтер.

— В место, слишком хорошо знакомое большинству этих ребят, Рэлли. Недавно здесь приключилась массовая гибель, так что твой призрак будет в компании людей, из которых ты годами пил кровь.

Рэлли сам удивился смелости, взбурлившей вдруг в нем, от которой он заговорил совсем по-другому:

— Когда все это закончится, Брайант, я приду за тобой и твоим семейством. Тогда я начну с твоего сына, а тебя заставлю смотреть.

— Мой сын уехал, он больше не в Корнуэлле. Его долг тебе заплачен. Ты сейчас отправишься туда, где твои вопли не будут услышаны. А когда все закончится, никто даже не узнает, где твое тело.

— Тело?.. — вырвалось у Рэлли чуть ли не шепотом. — Брайант…

Не обращая внимания на новую серию криков, Чарльз спокойно продолжал говорить:

— Посмотрите на него, ребята. У каждого из вас на этого человека есть зуб. Теперь вы имеете шанс отомстить. Где найти деньги, вам известно. Вы знаете, я человек слова.

С этими словами Чарльз Брайант зашагал прочь, не желая быть свидетелем безобразной сцены. На душе у него было тяжело из-за всего, что только что произошло, но осознание того факта, что бесчинствам злодея положен конец, успокаивало его. Пусть пятнадцать фунтов семьи Брайантов сгниют в кармане этого типа.

Он изгнал из сердца ненависть, позволил ему наполниться скорбью из-за потери сына. Чарльз знал, что больше никогда не увидит Джека, и всеми фибрами души сожалел о своей неспособности сказать ему, что на самом деле не переставал его любить и им гордиться, несмотря на все недостатки и небезупречное поведение. Чарльз Брайант все понимал. В том, что сын едва не пошел по дурной дорожке, виноват только он сам, не самый лучший отец. Джек прав. Из-за довлеющего над ним чувства вины Чарльз незаметно для себя стал пренебрегать сыном, а теперь из-за этого же ощущения пошел ради него на убийство.

Тело Уолтера Рэлли так и не было найдено. Левант предъявил свои права на еще одну душу, последнюю.

8

Не по своей вине Нед и Арабелла оказались брошенными на произвол судьбы и милость добрых людей, а через какое-то время — в океан бездомности. Вечером последнего дня в «Стрэнде» Нед изложил сестре подкрашенную розовым версию того, что с ними произошло, и Белла, кажется, поняла, что их родители ушли на небеса. Не вдаваясь в подробности, Нед лишь сказал ей, что папа умер от сердечного приступа, а мама — во сне, от горя. Белла плакала, но он знал, что сестра обожает представлять себе, как романтически-нежно любят друг друга ее родители, и надеялся, что благодаря этой хитрости ей легче будет утешиться. Ему оставалось только гадать, осознала ли она, что теперь у них на свете нет никого, кроме самих себя.

Поначалу местная пресвитерианская церковь делала все возможное, чтобы помочь шотландским сиротам, но дни шли, щедрость прихожан истощалась, и в конце концов оказалось, что у Синклеров один путь — в приют, под так называемую временную опеку.

Нед громко протестовал, когда была высказана идея отдать его в знаменитый местный приют для мальчиков, а Беллу — в аналогичное учреждение для девочек. Он наотрез отказался разлучаться с сестрой, с пылом доказывая, что за последние недели на их долю выпало достаточно потрясений. Те люди, которые его поддерживали, — главный управляющий отеля, доктор Фриц, глубоко озабоченный их судьбой, некоторые члены Европейского клуба — не остались равнодушными, но Нед почувствовал, что они уже были бы не против, если бы жизнь брата и сестры «вернулась в нормальное русло».

Нед стоял на своем, убеждая всех, что Белла должна остаться с ним, потому что не мог и подумать о том, что с ней станет, если она одним махом потеряет всех близких до единого. Уже и сейчас он замечал у нее явные признаки нервного расстройства. Напряжение дошло до предела, и тут Фрейзер, который спал и видел, как ему покинуть Рангун, но хотел это сделать с чистой совестью, предложил поместить их в один приют, принимающий всех детей, независимо от расовой и социальной принадлежности. Приют десять лет назад основала группа жен собственников рисовых плантаций. В порыве изначального благотворительного усердия, движимые желанием приносить пользу и оставить в Рангуне свой след, эти люди организовали строительство, набрали детей и некоторое время руководили заведением. Однако по мере того, как их мужья зарабатывали все больше, а сами дамочки приобретали вкус к богатству, филантропический энтузиазм угасал, а когда потух совсем, они поручили руководство приютом некоему доктору Бренту.

Так что не прошло и трех недель после трагического случая с отцом и последующего самоубийства матери, как брат и сестра Синклер оказались в небольшом, окруженном фикусами, неухоженном на вид поселении под названием «Всебирманский детский дом». Здесь четыре десятка мальчиков и девочек получали кров и постель, двухразовое питание и своего рода образование. Финансирование было скудное и поступало от экспатриантов — отцов с нечистой совестью, давным-давно покинувших матерей-бирманок, чтобы вернуться в Великобританию и там жениться, — а также от трудовой деятельности самих воспитанников, которые плели корзины, продаваемые в Рангуне.

Попутной машины, чтобы подбросить их, в тот день не случилось. Поэтому путешествие было совершено в повозке, запряженной кобылой, из чего следует, что на место они прибыли изнемогающими от жары, пыли и жажды. Всю дорогу Белла не отпускала руку Неда. Если бы не сестра, Нед предпочел бы пуститься в жизненное плавание самостоятельно, нанявшись на какую-нибудь плантацию.

Заведение состояло из трех главных одноэтажных зданий и дюжины разнокалиберных домиков поменьше, разбросанных примерно на двух акрах. Деревья поодаль росли густо, и Нед подумал, не начало ли это знаменитых бирманских джунглей. У каждого домика была облезлая веранда и потрескавшиеся оштукатуренные стеньг. Битые окна свисали с петель, а облупившаяся краска лишь завершала картину запустения. Было видно, что к изначальному архитектурному замыслу позже присоединились неудачные дополнения, так что простая элегантность, некогда присущая главному зданию, теперь нарушилась ненужными колоннами и неуместным портиком.

Навстречу им выбежали дети, где-то с десяток. Радостно улыбаясь, они лепетали что-то на бирманском языке. Неду показалось, что всем им лет от пяти до семи, хотя чуть позже показался и мальчик заметно старше. Он держался на расстоянии, но все равно поднял руку в робком приветственном жесте. Потом парнишка неуверенно заулыбался, и брат сообразил, что Белла у него за спиной уже машет мальчику рукой. Насколько Нед мог судить, он был старше ее, но младше его самого. При черных волосах кожа у мальчика была цвета кофе с молоком, что заметно отличало его не только от темнокожих товарищей, но и от Синклеров.