Варяги и Русь

Светлана, узнав о постигшем их несчастье, упала в обморок. Извой побежал за водой, но, пройдя несколько шагов, вдруг наткнулся на Яруху, которая сидела на пне у дерева. Увидев её, Извой хотел было пройти мимо, но старуха жестом остановила его.

   — Эй, паренёк, ты, кажись, из княжьих дружинников... ну, да всё равно, дай мне руку... Вишь, не могу встать... Небось ничего дурного не сделаю, а добро — пожалуй, помогу... Хошь, сейчас дам травы, чтобы девки любили да ласкали тебя.

Извой протянул ей руку и помог встать.

   — Ты что ж так долго спал?

   — Не спал я... Злые люди связали нас и похитили наших невест...

Яруха подняла на него свои глаза и ухмыльнулась.

   — Каких невест? — спросила она.

   — Ерохиных дочек...

   — Ерохиных... Лесниковых... Ведь вот говорила: не ходите на Купалу... Ан так и вышло...

Она вдруг запела писклявым голосом:

   — А какая уж была красавица, да не убереглась... Знаю, знаю, кто её увёз, — сказала она, закончив петь. — Поддержи меня, бабу пьяную...

   — Недосуг, бабушка... бегу за водой...

   — За водой побежишь, конца не найдёшь, — возразила она. — Почто тебе вода... Вот медку, не хочешь ли?..

   — Нет, бабушка, не мне... там надо девушке...

   — Веди к ней, где она?

Они пошли туда, где Извой оставил Светлану, Стемида и Epoxy. Девушка очнулась и теперь плакала.

   — Али землю слезами хотите разжалобить!.. Знамо, Купала, ну, так и вышло... Суженого конём не объедешь... — проговорила Яруха, подходя к ней.

Девушка ещё больше заплакала, а Ероха вышел из себя.

   — Сгинь ты, окаянная! — крикнул он. — Не то в гроб уложу и голову меж ног положу да осиновым колом пригвозжу.

   — Грозен ты ныне, старик, да не силён, — сверкнула глазами Яруха. — А я вот что скажу вам, деточки, лучше, чем плакать да убиваться, ступайте домой... Тебе, Ероха, не видеть твоих красоток, а тебе, молодец, невесты, и ты тоже береги свою Светланушку, — сказала она Извою. — Не ровен час и тебя, касатка, злой ворог не пощадит... Вот тебе корешок Купалин, и коли он не спасёт тебя, никому уж не спасти.

Светлана отшвырнула от себя корешок.

Ну, как знаешь: на себя пеняй, — сказала Яруха и, повернувшись, опираясь на клюку, потихоньку побрела в лес.

XXI

Вскоре они дошли до хижины Ерохи, где застали Симеона, Руслава и Зою. Они ещё не знали о случившемся несчастье и стали упрекать Epoxy, Стемида и Извоя за то, что они пошли на Купалу.

   — Особенно ты, Стемид, — сказал Симеон, — ты давно христианин и знаешь богомерзкие обычаи язычников похищать девушек: да и ты, Извоюшка, напрасно не уговорил не ходить.

   — Да, действительно много моей вины, — сказал Извой, — да, вишь, девушкам захотелось посмотреть... Нечистый попутал.

   — Ну, полно тужить, — сказал Симеон, — надо молиться, и да услышит Всевышний нашу молитву и избавит нас от всех бед.

И Симеон начал громко читать «Отче наш»; за ним вторили все остальные. Потом он вздохнул и, обращаясь к Ерохе, сказал:

   — Не мешало бы нам припрятать наших дочерей... Уж коли начал этот идол мыкаться по сёлам, так и конца теперь не будет.

   — Куда спрятать-то, коли его приспешники всюду, как крысы, заглядывают... Остаётся одно: чтобы не отдавать живых на поругание, потопить их и самому наложить на себя руки.

   — Что ты, что ты, Господь с тобой!.. Можно ли молвить такую ахинею.

   — Да зачем нам прятаться теперь, — сказал Извой. — Благодаря милостивому князю все мы можем жить теперь не в лесу, а в Перевесище, которое подарил мне Владимир; там Вышате нелегко будет достать нас: и сами мы будем спокойны, да и суженые наши в безопасности...

Поговорив ещё, решили спрятать девушек, пока не настанут для христиан лучшие дни, так как проделка Торопа возмутила язычников и вызвала гнев верховного жреца, который поклялся Перуном уничтожить всех.

Вернувшись во дворец, Владимир, велев убраться отроку Всеславу, взволнованно заходил по горнице. «Доколе, доколе, — думал он, — всё это будет продолжаться!.. Да, права была бабушка, говоря, что все эти идолы и человеческие жертвы вызовут возмущение... Уж коли Торопка открыто насмехается над языческими жертвами, то что сказать о Марии, Извое, Руславе, Всеславе и других; ведь все они, наверное, христиане... И все они молвят, что христианская вера во сто раз лучше нашей, языческой, и, несмотря на то, что часто тошно им от язычников, они всё-таки счастливы и спокойны...»

   — Позвать ко мне Извоя и Руслава! — крикнул он страже. — А если придёт владыка — молвите: не велено пускать...

Он велел принести стопу мёду и снова задумался: «Если послушать моих жён да Извоя, то их вера действительно хороша и не требует никаких жертв, но правду ли молвят они... каждый хвалит свою... Неужто и впрямь я окружён христианами? Если все они такие, как Извой, Мария и другие, то, право, хороша их вера... Но неужели и Торопка христианин?.. Ха, ха, ха!.. — Он вдруг расхохотался. — Ай да Тороп!.. Утешил владыку и народ честной... придумал же: и я убит, и жёны людей киевских побиты, а эти бараны и впрямь поверили... И не мудрено: всем памятен этот Олаф... Тороп молвил, что и владыка с ним за одно...

Владимир выпил стопу мёду и позвал Всеслава:

   — Поди отыщи, хоть под землёю, Торопа и приведи его ко мне.

   — Тороп, по твоему велению, государь, сидит на цепи... под стражей.

   — Как, по моему велению!.. — крикнул Владимир. — Кто повелел?..

   — Владыка Божерок. Он приказал пытать его; молвит: Тороп христианин.

   — Сейчас же его ко мне, а Божероку — сто кнутов на площади!.. — крикнул он. — Не быть мне князем, если я не накажу этого кровопийцу!..

Всеслав побледнел; он знал, как велико влияние Божерока на народ, и, боясь, чтобы из этого не вышло чего-нибудь нехорошего для князя, не торопился исполнять приказания.

   — Ну, что стоишь? — спросил Владимир, немного успокоившись.

   — Государь!.. — робко произнёс Всеслав. — Отмени приказ и смени твой гнев на милость... Любя тебя, государь, я осмеливаюсь говорить это... Не вышло бы чего... Народ слушается Божерока, который считает поступок Торопа... кровной обидой для тебя и для себя, князь, и издевательством над верой.

   — Хорошо, Всеслав, любы мне твои речи... Но не для меня кровной обидой считает он шутку Торопа, а для себя... Ему хотелось настоять на своём и получить свою жертву... Но будь он проклят!.. Ты тоже христианин? — вдруг спросил он.

Всеслав побледнел и тихо ответил:

   — Да, государь... Но я не делаю никакого зла...

   — Знаю, что христиане добрые... Так только к слову спросил... Зови Торопа.

Всеслав поклонился и вышел; через минуту вошёл другой отрок и доложил, что Руслав ещё не вернулся, а Извой ждёт повеления войти.

   — Зови сюда! — сказал Владимир, - и когда Извой вошёл, князь пристально посмотрел на него.

   — Садись, Извоюшка, — сказал он любезно, — да выпей медку.

Извой сел, зная, что если Владимир не в духе, то противоречить ему нельзя.

   — Ну, что ты скажешь о Торопке? — спросил он, пристально смотря на него.

   — Поступок его, государь, очень смел, — сказал Извой, не смущаясь его взглядом, — и достоин наказания... Но, государь, позволь мне сказать одно слово не в его защиту, а по правде, как я думаю.

   — Молви, ты знаешь, что я всегда охотно слушаю тебя.

   — Ты сам, государь, не хотел этой жертвы и поэтому не разгневайся, если я скажу: довольно их... Много уж пролито крови человеческой твоими отцом и братьями в угоду вашим богам... Прикажи хоть сейчас казнить меня, но я, и голову на плаху положив, буду молвить: божич не нуждается в жертвах, только его жрецы требуют крови... Но, чтобы угодить жрецам и не навлекать на особу княжескую ропота киевских людей, прикажи держать Торопа под стражей, но не позволяй пытать его и предоставь себе право суда над ним.