Мальчики с бантиками

вел". Все в порядке.

Позвонил я в каюту штурмана:

- Товарищ старший лейтенант, я все сделал, что еще делать? Может, уйти?

- Дождись их, - ответил штурман. - Все-таки они наши гости, а ты будь вежливым хозяином.

- А чего говорить им? По-английски я ни в зуб ногой!

- Как-нибудь столкуешься. Да они к тебе и не полезут с разговорами. Больно ты им нужен со своими речами...

Слышу, что наверху началась возня с тросами и кранцами. Нас качнуло, что-то громко затрещало - это неудачно подвалил к нам тральщик, ломая привальный брус нашего эсминца. С палубы - голоса и шум: ну, значит, идут! Я посмотрел на себя в зеркало: вполне представительный мужчина. Одернул на себе робу.

Сначала через люк долго сыпались чемоданы и узлы, банджо и балалайки. Американцев еще не видать, в по трапу кубарем катится их пестрая хурда. Вот и они! Все молодежь, лет по двадцать пять, не больше. Парни здоровые, как на подбор, с одинаковым румянцем. Не знаю отчего, но все тридцать были в чудесном настроении. Может, потому, что домой возвращались? Двигались они так быстро, что кубрик стал тесным от их толкотни и гвалта. Первым делом кинулись к иллюминаторам и спешно раздраили их. В кубрике сразу - хоть волков морозь!

Несмотря на зимнее время, американцы были в белых тропических бескозырках, на ногах - полуботинки и фильдекосовые носки с резинками. Когда сядет на рундук, брюки короткие задерутся, и видны голые волосатые ноги с крепкими мышцами. Холода они, как видно, не боялись, и я их стал за это уважать. Они дружно покидали свои длинные бушлаты куда попало, и все оказались при наших значках. У кого на груди - "Ворошиловский стрелок", у кого - "Готов к труду и обороне". На какого-то юнгу они не обратили внимания, смотрели сквозь меня, словно через пустую бутылку.

Вдруг раздался звонок телефона, один из американцев что-то сказал. Что - я не понял, но прозвучало это так

- Уай, уай, уай, уай...

Пока я говорил по телефону, все тридцать стойко молчали, и я отметил их деликатность. Молодцы - не мешали... Звонил мне из салона помощник командира капитан-лейтенант Григорьев.

- Слушай, юнга, они уже там? - спросил он.

- Здесь, - говорю. - Уже закурили. Им можно курить?

- Пускай дымят, все-таки гости... Ты - вот что! - Наказал мне помощник. - По опыту жизни знаю, что американцы не терпят ничего закрытого. Ни банок, ни бутылок, ни люков, ни иллюминаторов! От этого, наверно, немцы так красиво их топят. Но мы-то в утопленники пока не торопимся...

- Товарищ капитан-лейтенант, - доложил я, - тут же все иллюминаторы нарастопырку. Что мне делать? Лаяться с гостями? Или пускай живут, как хотят?

- Как дадим ход, сразу задрай. И - проследи... Ясно?

- Есть!

Трубкой - щелк. Разговор окончен. Все тридцать американцев сразу дружно заговорили. Один из унтеров, видать, старший в команде, стал напротив меня и что-то долго заливал мне по-английски. Хлопнул меня по лбу, потом себя хлопнул и показал на свои часы. Я, конечно, ни бельмеса не понял,