Царский угодник. Распутин

Через полминуты они растворились в ночи, словно бы их и не было.

А труп Распутина продолжали искать, к этому действительно были подключены лучшие сыщики России.

Первая находка, которая была приобщена к только что начатому уголовному делу, свидетельствовала, что Распутин действительно отправился «кормить рыб», — это была «калоша № 11 чёрного цвета, покрытая пятнами свежей крови», но, распутинская это была галоша или нет, возник спор. Никто точно не мог подтвердить, что это его галоша, даже шустрая зарёванная Дуняшка — «вроде бы его бота и вроде бы не его...». Нашли галошу на льду под Петровским мостом — примёрзла к краю полыньи: видать, когда бросали с моста в темноте, — промахнулись.

Сторож по фамилии Кузьмин, дежуривший на мосту в ночь с шестнадцатого на семнадцатое декабря, толком ничего сказать не мог. По его словам, мост пересекали лишь редкие машины, и всё, никто не останавливался, а уж насчёт того, что кто-то кого-то ухлопал и тело сбросил с моста в дымную чёрную промоину, сторож ничего не знал и только разводил руки в стороны:

   — Сочиняете вы всё!

   — Как сочиняем?! — рявкнул на него генерал Глобачёв, которому было поручено руководить поисками Распутина. — А окровавленная галоша откуда?

   — Да мало ли откуда, ваше высокопревосходительство? Кто-нибудь из окна автомобиля выбросил. Решил надо мною, стариком, поиздеваться.

Весь мост был основательно исчёркан следами автомобильных шин — причём многие из них подходили прямо к самым перилам, очень близко, и сориентироваться по отпечаткам колёс было невозможно.

Следом был найден обрывок рогожи с пятнами крови. Обрывок этот конечно же не имел никакого отношения к убийству Распутина — во дворце Юсупова даже не знали, что такое рогожа, но тем не менее клок рогожи тоже приобщили к числу вещественных доказательств. Один из наиболее дотошных следователей (а их набралась целая рота, вагон и маленькая тележка, не говоря уже об особо важных персонах — «высших чинах Министерства юстиции с министром во главе, прокуроре Петроградской судебной палаты, товарище прокурора, следователе по особо важным делам и представителе Министерства внутренних дел» — крупных государственных чиновниках, для которых не было ничего важнее, чем поиски Гришкиного тела, собралось ещё больше) обратил внимание, что снег на перилах справа, в центре моста, «был сметён начисто, — стало быть, его сгребли чем-то тяжёлым, например, телом, которое старались перекинуть через перила».

   — Вывод отсюда следующий, — сказал дотошный следователе генералу Глобачёву — фамилию этого следователя история для потомков не сохранила, но о нём впоследствии (так же безымянно) написал князь Юсупов, — Распутин был убит здесь, на самом мосту, тело его некоторое время лежало на перилах, а потом было сброшено вниз, — Следователь перегнулся и посмотрел в далёкую чёрную муть промоины.

Глобачёв тоже перегнулся, глянул в дымный проран, и у него задёргалась правая щека.

   — Ну что ж, может быть, — проговорил он неуверенно. — А рогожа?

   — Что рогожа? Рогожа вообще приплыла сюда сама по себе. К Распутину она не имеет никакого отношения.

В этом дотошный следователь был прав.

   — Ясно. Водолазов сюда! — скомандовал Глобачёв.

Через полчаса в стылую, такую стылую, что один вид её вызывал стук на зубах, воду Невы стали спускаться водолазы.

Водолазы работали героически: провели под водой два с половиной часа, нашли на невском дне массу всяких вещей, даже ствол от старой пушки и полуразложившуюся, около которой кормились сомы, корову, но тело Распутина не нашли.

   — Где же он? — обеспокоенно начал расспрашивать водолазов Глобачев.

   — Здесь очень сильное течение, ваше высокопревосходительство, — стуча зубами, отвечали водолазы, — тело отнесло далеко вниз, может быть, даже уволокло в море...

Глобачев постучал ногою о ногу, потом перчатками потёр уши — мороз прижимал, над горизонтом появилась красная полоса неземного стылого света — верный признак того, что наступают затяжные холода.

   — В море, говорите, уплыл?

   — В море, ваше высокопревосходительство.

Глобачев с сомнением покачал головой, вид у него сделался задумчивым, и он приказал прочистить питерские улицы и исследовать городской снег.

   — Зачем, ваше высокопревосходительство? — поинтересовался дотошный следователь.

   — А затем, чтобы доказать: ваша версия неверна, господин хороший. Распутина убили в городе и привезли сюда, на Петровский мост. Тело, естественно, кровоточило. Должна остаться кровяная дорожка. Не может быть, чтобы ничего, никаких следов не осталось. Нет такого преступления, которое не имело бы следов. — Глобачев назидательно поднял указательный палец.

Но поиски следов крови на забрызганном петроградском снегу ничего не дали.

   — Куда же он делся? — с тоской пробормотал Глобачев: на него давило собственное начальство, прессовало Царское Село, следствием интересовался сам государь, только что вернувшийся с фронта, разные влиятельные старухи типа бабки Головиной, банкиры и фабриканты, готовые отвалить вагон золота, чтобы был найден труп «дорогого Григория Ефимовича», — в общем, было от чего кручиниться бравому жандармскому генералу.

На Петровском мосту было выставлено несколько полицейских постов, полынью обнесли верёвкой с красными флажками, а министр внутренних дел Протопопов поехал к царю с «фантастическим прожектом»: ломать лёд от Петровского моста до Кронштадта, по рисункам течения, — и искать «старца» в ледовых проломах.

Царь на это не пошёл — слишком дорого было, но усердие Протопопова оценил, угостив его папироской из своего портсигара.

   — Продолжайте искать! — сказал он Протопопову.

На невский лёд тем временем потянулись люди — какие-то увечные старики, награждённые медалями за русско-турецкую кампанию и изгнание янычар с Шипки, хромоногие старухи с бидонами, купеческого вида дамочки со стеклянными банками, дворники и мастеровые люди, каждый со своей ёмкостью, чтобы зачерпнуть студёной невской водицы, ставшей, судя по слухам, святой: раз в ней утопили «старца» — значит, она святая.

   — Этого ещё не хватало! — не выдержав, плюнул Юсупов. — Обычную собаку обращают в святого! Тьфу!

   — А ведь действительно могут объявить Гришку святым! — изумлённо воскликнул Дмитрий Павлович.

Они так и продолжали вдвоём сидеть в Сергиевском дворце. Им уже сообщили, что царь, приехавший с фронта в приподнятом настроении, решительным шагом вошёл в спальню Александры Фёдоровны, вышел же оттуда с побитым видом, на подгибающихся отчего-то ногах.

Через час своим указом он утвердил распоряжение царицы об аресте Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича. Известного думского оратора Пуришкевича он трогать не стал — побоялся.

   — Не думаю, чтобы Гришка стал святым. — Взгляд Юсупова потвердел, он отвёл глаза в сторону, глянул на улицу, потом неожиданно зажмурился. — Неужели и с этим ещё придётся бороться?

   — Русский человек — дурак, — зло произнёс Дмитрий Павлович, — я сам русский, по себе это знаю. Примет один раз неверное решение, а потом мается половину жизни.

   — Не обобщайте, Дмитрий Павлович, русский человек — это умный человек, но у русских людей, как у всяких других, среди умных попадаются умники, вот они всю картину и портят, потому что каждый умник — это наполовину дурак. Вот эти-то люди все и портят.

Шло время, а тело убитого Распутина так и не было найдено.

Морозы продолжали давить, невский лёд сделался каменным, его ни пешней, ни ломом взять было невозможно.

На то, что Распутин где-то отсиделся, скоротал время под подолом у цыганки или какой-нибудь блудливой баронессы — и такая версия была, — надежд у Царского Села не осталось. Иногда оттуда доносился жалобный бабий вой. Воющих голосов было два — государыни и Вырубовой.

Генерал Глобачёв продолжал искать Гришкино тело, прочёсывал петроградские улицы и морги, свирепствовал в цыганских притонах, надеясь всё-таки найти там следы «старца», сантиметр за сантиметром обследовал лёд Невы, продвигаясь от Петровского моста вниз, — и мрачнел лицом, ярился, когда к нему приставали с вопросом, будет ли найдёт Распутин.