Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

«Отцу наследует старший сын, — раздумывал Ярослав Владимирович, — и сие должно быть непреложным, священным законом. И тот, кто бросит ему вызов, окровенит Русь междоусобицами и ослабит державу. Дай Бог, чтобы все правители грядущих столетий придерживались сего справедливого закона».

Ярослав был набожен до суеверия. Как-то, после беседы с Илларионом, он приказал дворскому:

— Братья отца моего, Олег и Ярополк, умерли в язычестве. Поезжай, Могута Лукьяныч, к их могилам, вырой кости и доставь к храму Святой Богородицы.

Боярин за последние годы научился понимать Ярослава с полуслова, но, на сей раз, повеление князя привело его в недоумение.

— Вырыть кости?

— Ты не ослышался, Могута Лукьяныч. Не хочу, чтобы прах моих дядей оставался лежать в языческих могилах. Я намерен крестить их останки.

— Но как на это взглянет митрополит Феопемт?

— То моя забота, боярин.

Феопемт отнесся к предложению великого князя прохладно:

— Сколь не живу, но никогда не слышал, чтобы крестили мертвые души.

— Привыкай к новинам, владыка.

— Да уж о твоих новинах я вдоволь наслышан, сын мой, — с иронией произнес Феопемт.

— Ничего греховного в них нет, — резко высказал Ярослав Владимирович. — Все мои новины не противоречат христианской морали, и я готов доказательно побеседовать с тобой, владыка.

Митрополит лишь вздохнул. Жаль, что он живет в Киеве, и ежедневно чувствует властную руку Ярослава. Спорить с этим князем зело многотрудное дело. Он слишком начитан, почти наизусть знает все богослужебные книги, и переубедить его невозможно. Лишняя трата времени. Да и не благоразумно втягиваться в свары с великим князем. Киев — не Константинополь.

— На Руси говорят: мертвые сраму не имут. И разве будет худо, если останки князей предать христианскому обряду крещения? Ни в Новом, ни в Ветхом завете тому нет порицания.

— Ну, хорошо, хорошо, сын мой. Я помолюсь перед Господом и благословлю духовных пастырей на сие необычное крещение.

Глава 15

ИСПЫТАНИЕ ЖЕЛЕЗОМ

В покои вошел дворский и довольным голосом доложил:

— Вышгородцы изловили Путшу, великий князь.

— Путшу?!

Весть Могуты и удивила, и обрадовала. Боярин Путша — последний сообщник убийства Бориса и Глеба, коему удалось вырваться из сечи на Альте, и кой остался не наказанным.

Ярослав Владимирович полагал, что Путша сбежал к ляхам, а он вдруг оказался в своем родном Вышгороде.

— Как могло такое случиться?

— Мыслю, скаредность погубила. Прежде чем уйти в войско Окаянного, боярин закопал злато и серебро в своем саду. Минувшей ночью он проник на свою усадьбу.

— Но как ему удалось пройти через крепостные ворота?

— Люди, кои схватили Путшу, поведали, что караульным он назвался твоим посланником, великий князь. Те поверили. Но от судьбы не уйдешь. Сколько кобылке не прыгать, а быть в хомуте. Заприметил боярина в саду один из холопов, Еремка. Когда-то Путша его нещадно плетьми истязал, вот тот и надумал досадить своему господину. Побежал к градским старцам, кои тебе недавно крест целовали. Старцы же остались верны клятве. Послали ратных людей, и те связали Путшу. Ныне Вышгород ждет твоего суда, великий князь.

— Как раз собирался в сей град, Могута. Помышлял Борису и Глебу поклониться.

Ярослав Владимирович не раз бывал в Вышгороде и с каждым приездом ему все больше и больше нравился этот град. Из киевских пригородов Вышгород, стоявший на высоком, правом берегу Днепра, имел наибольшее значение. Название «Вышгород» — чисто славянское и притом довольно испущенное — это акрополь, верхний замок, кремль, детинец.

Сей град под Киевом известен с давних времен. В летописи византийского императора Константина Багрянородного о нем говорится, как о городе княгини Ольги («град Вользин»).

Значение княжеского города осталось за Вышгородом и в позднейшее время. Владимир Святославич до крещения держал в нем один из своих дворов. Город был отменно защищен и служил убежищем для киевских князей.

Укрепления Вышгородского городища отличались необыкновенными размерами — крепостные стены тянулись на три версты. (По образцу Вышгорода подобные княжеские замки были основаны владимирскими и смоленскими князями (Боголюбово и Смядынь). Смоленское сказание так и называет Смядынь вторым Вышгородом.

Открытие мощей Бориса и Глеба еще более возвысило значение этого города, куда стали отправляться многочисленные паломники. Это не только создавало из Вышгорода религиозный центр, но и притягивало к нему и литературные силы.

О некоторых записях, относящихся к чудесам Бориса и Глеба, можно сказать утвердительно, что они были написаны в Вышгороде. Таково, например, обращение к городу, в одном памятнике ХI века, где Борис и Глеб прославляются как защитники Руси:

«Стенам твоим, Вышгород, я устроил стражу на все дни и ночи. Не уснет она и не задремлет, охраняя и утверждая отчину свою Русскую землю от супостатов и от усобной войны».

Населяли город искусные древоделы (строители деревянных зданий) и градники (строители укреплений).

Ярослав Владимирович хорошо знал обоих старост, Миронега и Ждана, довольно зажиточных людей, входивших в состав градских старцев. Именно к ним и кинулся холоп Еремка.

На другой день, в сопровождении ближних бояр и трех десятков дружинников, князь Ярослав отправился в Вышгород.

Город был взбудоражен: захвачен один из богатейших бояр земли Киевской. При Святополке он стал самым ближним боярином великого князя, и, пользуясь своим положением, вдвое расширил свои угодья. Был заносчив, похвалялся дружбой со Святополком. В Вышгороде вел себя так, как будто являлся посадником города.

Ремесленный люд враждебно относился к Путше: тот принялся влезать в дела древоделов и градников, норовя еще больше набить свою, и без того непомерную, калиту.

Мастера возмутились, пытались челом бить Святополку, но тут началась война…

Ныне все ожидали решения великого князя. Что же сотворит с боярином Правосуд? Одно дело губить злодеев в сече, другое — в мирную пору.

Гадал народ вышгородский!

А Ярослав Владимирович допрежь отправился в храм Святого Василия, где покоились тела Бориса и Глеба. Когда он подошел к домовинам, слезы выступили у него на глазах.

Долгие годы Ярослав чаял увидеть своих младших братьев уже взрослыми мужчинами, но судьба так предписала, что с Борисом и Глебом он, можно сказать, так и не встретился. Ярослав свиделся с Борисом единственный раз. Это случилось в 994 году, когда после битвы с печенегами, он появился в киевском тереме отца и прошел на женскую половину хором, где ему и показали трехгодовалого Бориса. (Глеб же родился от «цесарицы» Анны в 1000 году). Но о чем можно было поговорить с младенцем?!

С той поры Ярослав вернулся в Ростов, а затем, спустя много лет, Владимир Святославич отправил его в Великий Новгород.

Ярослав приложился губами к домовинам, а затем опустился на колени. Душа его терзалась.

«Ради Христа, простите меня, братья, грешного. Простите! Ведь мог же я выбраться из Новгорода. Кинуть все неотложные дела — и выбраться, дабы встретиться с вами. Оба, оставив Ростов и Муром, находились при отце, в Киеве. Но отец приказал собирать против меня рать. Господи, но то ж моя вина, братья мои возлюбленные!..».

Добрый час простоял на коленях Ярослав Владимирович, истово молясь и прося прощения у Бориса и Глеба. Затем он поднялся и, возложив руки на домовины, произнес:

— Я отомстил за вашу страдальческую смерть. Каина и его приспешников наказал Бог. Правда, один душегуб еще остался, но ныне и его постигнет кара Господня. Вы же, братья мои возлюбленные, обретете святость за свои мучения. И того я непреложно добьюсь. Клянусь перед останками вашими!

Пока князь молился, народ кучился подле храма. Здесь же на подводе лежал связанный боярин Путша с кляпом во рту.

Ярослав Владимирович вышел на паперть. Вышгородцы поклонились великому князю в пояс. Вперед выступили старосты Миронег и Ждан. Оба — пожилые, бороды с проседью, в кафтанах из доброго сукна, с посохами в руках.