Варяги и Русь

Грустно раздавался её голос среди ночной тишины. Извой стоял, затаив дыхание, но вот песня смолкла, девушка опустила свою голову на колени и вдруг зарыдала. Извой хотел уже отозваться, как вдруг молодая девушка быстро поднялась и хотела уйти, но едва она повернулась лицом к Извою, как вскрикнула и обомлела: она хотела бежать, но не могла двинуться с места.

   — Ведь это я, Светланушка, — тихо сказал Извой, — я, Извой, которого ты ждала. Я твой, и ты моя доля. Я стану смотреть в твои голубые оченьки, целовать твоё красное личико, расплетать и заплетать твою русую косыньку.

   — Помнишь, как, уезжая от Ярополка, я сказал тебе, что вернусь, моя ласточка, и вернулся...

   — Да благословят тебя боги! — прошептала Светлана, — и покровительствует Перун.

   — Тсс!.. Не призывай этих имён!.. — воскликнул Извой. — Нет Бога, кроме Бога, Который на небеси, Которого я познал и научу тебя познавать. Это не боги, а идолы. Один Бог, что создал солнце, луну, звёзды, это истинный Бог, а ваши истуканы ещё ничего не создали сами, напротив, их создали человеческие руки.

Девушка отшатнулась, не понимая слов своего возлюбленного.

   — Что ты молвишь? — спросила она.

   — Ты удивляешься, Светлана?.. То, что я узнал, совсем преобразило меня. Помнишь, уезжая в Новгород, я клялся Перуном и твоею любовью отомстить Свенельду и Ярополку за позор твоей сестры Светозоры. И отомстил бы по-своему, но месть, как я узнал по дороге у одного благочестивого старца, — великий грех: один Бог может наказывать человека!.. О, если бы ты знала, моя горлинка, каким хорошим словам научил меня этот старик, как отрадно подействовали они на мою душу!.. Теперь я каждый день повторяю их, вставая и ложась. Уверуй и ты, моя касаточка, и ты увидишь, что любовь наша удвоится... Ты слышала когда-нибудь о христианах?

   — Да, слыхала, — тихо ответила Светлана, — это те, что поклоняются солнцу.

   — Нет, они поклоняются не солнцу, а Тому, Кто выше этого солнца, Кто создал его, каждую былиночку, каждый цветок, Который создал и нас, хоть мы и не веровали в Него, и это христианский Бог.

   — Я всё-таки не понимаю тебя, — робко начала Светлана. — Я никогда не видала Его: такой ли Он, как наш Перун, Ладо, Купала, Волос, Стрибог, Белбог?

   — Нет, нет, не такой: это единый и всемогущий; в Его власти наша жизнь и смерть. Он — князь вселенной, и Его мы все должны слушаться и почитать; Он нам даёт пищу, воду, здоровье, а болезнь в наказание.

   — Кто же меня научит узнавать этого Бога, кто расскажет мне Его подвиги и что я должна делать, чтобы увидеть Его?

   — Я, моя ненаглядная. Я расскажу тебе, как меня учил благочестивый старец Мисаил.

Они сидели, обнявшись, молодая девушка с восторгом слушала Извоя.

   — Значит, чтобы быть христианкой, надо креститься? — спросила Светлана.

   — Да, моя зоренька, — отвечал Извой.

   — Но кто же окрестит меня?

   — Погоди, моя касаточка, — сказал Извой, прижимая её голову к своей груди. — В Киеве немало эллинских иереев. Я уже знаю нескольких и поговорю с ними. В Займище есть эллинские чернецы, на Почайне живёт старец Симеоний, да и в Киеве есть старец Феодор: они знают, как нужно сделать, чтоб ты была христианкой. А знаешь Стемида, что любит твою сестру Оксану... Ведь он тоже христианин...

   — Я сама видела, что он не такой, как мы, и что сестра Оксана стала совсем другой... Прежде она всё плакала да печалилась, а теперь такая весёлая, но скрытная: я спрашивала её, да она ничего не говорит, отчего ей так весело...

Молодая девушка вздохнула и прижалась к груди своего возлюбленного.

Долго ещё сидели Извой и Светлана над шумным Днепром, не замечая, что ночь была уже на исходе. На горизонте начали показываться светлые проблески зари, над Днепром начал подниматься туман, луга и долины покрылись седым покрывалом.

Светлана прильнула к губам Извоя.

   — Пора! — сказала она. — Скоро отец проснётся, а меня дома нет... Завтра вечером я буду тут... Приезжай... — И девушка вскочила на ноги и побежала по тропинке.

Извой, постояв минуту, глядя ей вслед, перекрестился и пошёл к лошади, которую оставил на лугу, и, вскочив в седло, поехал к Киеву.

Проехав около часа по большой дороге, он повернул в сторону и углубился в чащу, находившуюся над крутым оврагом близ Почайны. Вскоре он доехал до маленькой лачужки, окружённой ульями. Навстречу ему вышла молодая, красивая девушка, дышавшая здоровьем и счастьем. Она с удивлением посмотрела на него.

   — Не ты ли будешь, красавица, дщерью почтенного старца Симеона? — спросил Извой.

   — Я, молодец, — отвечала девушка. — Откуда изволил пожаловать?

— Я тутошний, милая: служу в дружине великого князя и пришёл с поклоном к отцу твоему.

Девушка юркнула в полуоткрытую дверь, откуда вслед затем вышла с человеком почтенных лет, который, радушно взглянув на приезжего, низко поклонился и сказал:

   — Привет тебе, добрый молодец!.. Чем я, бедный, могу служить тебе?

   — Привет и тебе, благочестивый отец. Я с поклоном к тебе от отца Мисаила... Шлёт он твоему дому своё благословение.

   — От Мисаила! — воскликнул старик, подняв на Извоя свои светлые глаза. — Кто будешь сам ты и как попал к нему?

   — Родом я варяг, но родился в Киеве, служил у князя Ярополка, да теперь на службе у Владимира, а попал к нему совсем случайно.

   — Многие лета отцу Мисаилу, — сказал Симеон, но при этом он укоризненно прибавил: — Радуюсь, что он жив, но печалюсь о том, что Владимир затеял недоброе с Ярополком, и хоть ты его дружинник, но я всегда молвил правду и то же сказал бы и самому князю: брат на брата пошёл... Знать, скоро кончина света. За содеянное зло Господь накажет...

   — Князь сам печалуется об этом, да так, видно, Ярополку на роду было написано... Всемилостивый Господь да простит ему.

При этих словах старик быстро вскинул на Извоя пристальный взгляд.

   — Что я слышу?.. Ты говоришь о всемилостивом Творце, ты, язычник...

   — Нет, я был им, но вот уже второй год как я христианин: благодаря старцу Мисаилу, я познал Бога истинного.

   — Но ты на службе у язычника!.. И он знает, что ты христианин?..

   — Не знаю, быть может, догадывается; одно лишь ведаю, что князь наш добр, милостив и мягок; с помощью Бога я надеюсь когда-нибудь обратить на себя его внимание... Со смирением христианина я буду переносить все невзгоды, пока не достигну желаемого.

   — Вижу, что ты хоть молод в вере, но крепок в душе. Да пошлёт Господь тебе Своё святое благословение. Прошу не побрезгать нашей скромной трапезой и отведать хлеба-соли.

   — Спасибо на милости, — поклонился Извой и вошёл в лачугу, в которой жил старец со своей дочерью Зоей. Зоя покрыла стол белой пеленой, положила хлеб и соты, да несколько сушёных яблок.

   — Не взыщи, молодец, — сказал старик, — у нас нет княжеских яств... отведай, не побрезгуй. — Старик отломил кусок хлеба и подал его Извою. — Ну, как живёт-может благочестивый отец Мисаил?

Извой рассказал об отце Мисаиле и затем прибавил:

   — Почтенный старец молится о благоденствии Владимира и мне приказал молиться.

   — Обязанность христианина молиться не только за князя, но за всех, пребывающих в слепоте душевной, язычников и даже врагов наших. И я буду молиться, как молился и поныне: он наш князь и повелитель; народ возлюбил его, коли посадил на великокняжеский киевский стол... Жаль только, что он забыл, чему учила его бабка Ольга.

   — Быть может, когда-нибудь вспомнит... Надо время, надо влияние со стороны...

   — Да, молодец, ты прав: надо время... погодим и увидим, а меж тем надо молиться, чтоб Господь просветил его разум.

Беседуя с Симеоном, Извой рассказал ему о Светлане, которую хочет обратить в христианство, и просил его содействия.

   — Старайся, мой сын, поведать ей святые слова, не вводя в заблуждение, чтобы она поняла достоинство нашей веры и сама попросила крестить себя, и это дважды сочтётся тебе у Отца нашего на небесах. Я готов помочь тебе обратить не только твою возлюбленную, но и всех, кто изъявит на то свою волю.