Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Когда я указываю на то, что она сделала, сестра издевается, говоря: "Жандармское воображение и сплошная теория! Ты не поймал меня за руку. Покажи, что это возможно, тогда я признаю твою правоту!" — а у меня пальцы со слабой подвижностью!

Один раз она меня так сильно обидела, что я стал за нею гоняться, приговаривая, что "шулеров бьют подсвечниками", а сестра кричала в ответ: "Не пойман — не вор!" И еще: "На себя посмотри — как ты сам выигрывал в шахматы!

Это — начало. Мы оба — фон Шеллинги и привыкли выигрывать. До той степени, что не зазорно подтолкнуть Фортуну под локоть, чтоб она выкинула чуть лучший Жребий. С "лохами" такое проходит, но против своего ж родственника…

Мы любим друг друга, но — это не повод, чтоб поддаваться любимому! Особенно — в играх.

Мы пытались играть во что-то еще. К примеру в трик-трак, или нарды. На второй день наших игр я застал родную сестру за подбором кубиков и попытками научиться выбрасывать нужные числа. Когда я пристыдил баловницу, она показала мне мои же записки, где я при помощи теории вероятности пытался выяснить для себя разные алгоритмы игры.

Сестра с упреком сказала:

— А вот так — честно? В "дружеской" игре с родимой сестрицей? А ведь я не знаю высшую математику? Неужто ради победы ты готов был даже — на этакое?!

Я в запальчивости отвечал:

— Это не шулерство! Это — такая же подготовка к будущей партии, как — изученье начал и гамбитов! Никто не заставлял меня учить партии мастеров, чтоб знать выгодные начала! Я тренирую мой ум, чтобы…

— Чтоб потешить свое самолюбие! А мне Природа не дала твоего Ума! Что ж мне теперь — вешаться?! Зато у меня — Ловкость Рук и это такой же Дар, как твой Ум! И я пользуюсь тем, что у меня получается лучше тебя!

— Я повредил пальцы!

— Рассказывай… Ты — такой же неповоротливый, упертый, здоровый кабан, как и все наши латышские родственнички! Ты в жизни не умел правильно "сдернуть"! Умел бы — жульничал не хуже меня! Правильно говорят: святоши все — импотенты!

Что ответить на этакое? Вот так и зарождается трещинка…

Может быть потому, что… сестра в чем-то права. Я Унаследовал от отца его Силу, Доротея — его Красоту. Зато мне достался матушкин Ум, а ей — ее Изворотливость.

В любой кувшин не налить выше краешка…

А когда исчезают общие интересы, я начинаю посматривать на иных женщин, Доротея ж — тайком облизывается на иных мужиков. Жеребячья Кровь фон Бенкендорфов. Кровь — Лисов фон Шеллингов. А Кровь во многом — мудрее нас, грешных…

Вот и встреча в Дерпте кончилась обычною гадостью. В одно прекрасное утро Доротея ушла от меня, а за обедом подвела молодого полковника:

— Вот, братец, — это мой старый друг — милый Артур, — при этом она со значением выделила слова "старый друг". Так чтобы я не строил иллюзий по поводу этой "дружбы". (Я страшно ревнив и сестрица умеет сделать больней…)

Я, сделав вид, что не понял, с самой любезной улыбкой пожал руку сэру Артуру Уэлсли — будущему Герцогу Веллингтону. (Сестра всегда умела выбирать "самого лучшего" из любовников…)

Полковник Уэлсли оказался необычайно умен, и у меня всю дорогу возникали сомнения — может быть он тоже "чует" мысли своего собеседника? Я даже, как будто в шутку, спросил у него о таком. На что "милый Артур" заразительно рассмеялся:

— Это — не врожденное. Просто ваша сестра была настолько любезна, что помогла мне примечать малейшие движения глаз, уголков рта, или рук собеседника, и я теперь гораздо лучше всех понимаю. Это немало помогло мне в карьере…

Я так очарован вашей сестрой, что даже предлагал ей Руку и Сердце. Мы, разумеется, не свободны, но вы — такие же лютеране, как — мы! Я думаю, что нет проблем в двух разводах и свадьбе, но Дороти — против. Она говорит, что у нее есть ревнивый любовник, кой может убить, коль она выйдет замуж за человека значительного. Кто бы это мог быть?

Вы — ее брат, Вы лучше меня знаете, — кого она имела в виду? Неужто я не смогу справиться с сим ревнивцем?!

"Милый Артур" говорил мне эти слова, а у меня в душе ревел ад. Я не знал, что мне делать — как реагировать. По всем признакам мой собеседник не знал — кто сей "любовник", а я — не смел говорить. По законам любой страны — связь брата с сестрой, мягко скажем — преступна…

Что же касается моей способности на убийство… Не знаю. Доротея так и не ушла от меня. Я часто спрашивал, — почему на сей раз она передумала и сестра отвечала, улыбаясь и целуя меня:

— Потому что я люблю лишь тебя — дурачок!" — и все инстинкты говорили мне, что сие — правда. Но про угрозу убийств, не зная с кем разговаривают, со мною делились и Талейран, и Меттерних! (Последний еще удивлялся — кто может убить его, — Канцлера Австрийской Империи? Еще больше он удивлялся, — почему моя сестра в сем безусловно уверена?!)

Честно говоря, я не знаю — как бы я действовал в такой ситуации. Я не люблю заглядывать в себя — слишком пристально… Сестра моя так и числилась женой мужеложца фон Ливена, а после развода — стала гражданской женой одного академика. Ни к тому, ни к другому я ревновать не могу, — можно ли ревновать подругу к ее собаке, иль — лошади? Они же ведь — нам не ровня!

Так началась моя дружба с Артуром Уэлсли. Матушкины рекомендации к ее дяде — британскому королю, подкрепленные кредитным письмом на пять миллионов гульденов, произвели фурор на брегах Альбиона, и Артур получил долгожданное назначение. Лично мы второй раз встречались в 1814 году в Париже, а в 1826 году английский король сделал Артура своим личным посланником при нашем дворе. Вскоре Артур стал английским премьер-министром.

Когда в 1830 году взбунтовалась Польша, и Англия с Францией решились послать войска на подмогу "повстанцам", на очередном заседании Парламента премьер и командующий английской армией Герцог Веллингтон поднялся и сказал так:

— Господа, военной карьерой, должностью и постом, а главное — самой большой Любовью я обязан Дому Российской Империи. Я лишусь Чести, прежде чем нападу на армию братьев любимой мной женщины. Вы вольны именовать меня Изменником Родины, но будь я проклят, если предам дружбу с людьми сделавшими меня, тем — что я есть!

Скандал был ужаснейший. Артур подал в отставку, поднялись волнения, и Парламент просил его вернуться на пост и подавить мятежи. Либералы числят его "русским агентом", но даже они признают, что армия повинуется одному Артуру — настолько высок его Авторитет. И никто не верит, что Веллингтона можно купить. Не тот человек.

Когда сестре стукнуло сорок, она прогнала мужеложца фон Ливена, разделила имущество и решилась начать новую жизнь. Так вот Артур очередной раз стоял пред ней на коленях, умоляя принять его Руку и Сердце. Он даже опять обещался развестись со своею женой и выполнять любую Дашкину прихоть, но моя сестра отказала. Она сказала так:

— Милорд, я люблю Вас, и буду с Вами пока это доставит нам удовольствие, но… Я развожусь с мужем не потому, что он мне постыл, но потому что брат мой стал тем, кем он стал.

Я люблю мужчин, — во мне говорит Кровь моей бабушки — Екатерины. Но во мне ревет и Кровь "Жеребцов Лифляндии" всех вместе взятых! Я привыкла брать свое Силой — против всех Законов и Правил! Сегодня же…

Бить "сидячих уток", — это так неспортивно!

Я уезжаю, чтоб "искать новых лужков" и в последний раз взгорячить мою Кровь! Ты ж предлагаешь мне пост премьерши…

Знаешь, чем кончится? В Лондоне выстроится та же очередь, как и в России, из таких же вот "клюкв", норовящих соблазнить меня — ради Вас, как нынче — в России. Я слишком люблю Тебя — мужика, чтоб увидеть Вас рогоносцем", — в этом моя сестра.

К Пасхе мы опять "засели в траншею", русские же решили обойти врага и насильно погнать его на наши позиции.

Но Бонапарт изменил свою тактику и вместо лобовой атаки тайно отошел к болотам у Фридлянда.