Последний Совершенный Лангедока

– Что же делать?! – я вскочил с места. – Тогда мы сами должны освободить её! Вы говорили, что в противовес Белому братству в Тулузе существует братство Чёрное? Не так ли?

– Говорил, – кивнул епископ.

– Ну, так вам стоит отдать приказ…

– Не горячись, друг мой Павел, – мягко сказал де Кастр. – Сядь. Подумай вот о чём. Если мы действительно решим напасть на замок, это будет означать объявление войны. Ведь все будут считать, что мы напали на резиденцию епископа Тулузы. Понимаешь? Случится то, чего так боится граф Раймунд. Пока что Тулуза находится под защитой папы, ведь он приказал снять с неё интердикт. В случае нападения наши враги получат долгожданный casus belli, [197] и через седмицу Монфор будет здесь, а город к обороне пока не готов. Я уже не говорю о том, что рыночные драки – это одно, а штурм замка – совсем другое, моим людям придётся убивать, а для истинного христианина это недопустимо.

– Тогда… Тогда я освобожу её один! Чего бы мне это ни стоило!

– И погибнешь. Замок хорошо укреплён и тщательно охраняется. Епископ, знаешь ли, подозревает, что в Тулузе его не очень-то любят и заботится о своей безопасности. Нет, штурмом Нарбоннский замок не взять, даже и не думай.

– Вы так спокойно рассуждаете об этом…

– А если я начну кричать и рвать на себе одежды, будет лучше? Криком тут не поможешь. Мы попробуем выкрасть Альду, но это дело требует тщательной подготовки. Со дня на день я получу планы крепости, и тогда мы начнём думать о том, как лучше организовать побег. Я понимаю, тебе тяжело. Но и мне не легче, Павел. Я прикипел душой к вам и сделаю всё, что в моих силах. Ты веришь мне?

Я кивнул.

– Тогда обещай, что не совершишь ничего, предварительно не посоветовавшись со мной.

И я пообещал…

Дни тянулись убийственно медленно. К де Кастру тайком приходили какие-то люди, о чём-то с ним совещались, так же незаметно уходили, и больше не происходило ничего. На мои вопросы епископ отвечал обтекаемо, призывая к терпению. Наконец я понял, что сказать ему просто нечего, и перестал донимать вопросами. На самом деле, может быть, что-то и делалось для организации побега, не знаю.

Я множество раз ходил к мрачному и угрюмому Нарбоннскому замку, построенному на восточной окраине Тулузы, тщетно надеясь увидеть в одном из окон Альду. Когда-то это была римская крепость, но сейчас предместья города подобрались к её стенам, и она утратила военное значение. Тулуза была как бы зажата между циклопическим храмом святого Сатурнина и Нарбоннским замком.

Бродя вокруг замка, я прикидывал способы похищения Альды. Допустим, я и Иаков сможем взобраться на не особенно высокую стену, которую никто не охранял. Но что делать дальше? Я не знал, где содержат Альду и сколько человек её стерегут, и вообще, сколько вооружённых людей из числа сторонников Белого братства находится в замке. Допустим также, что мне с помощью Иакова удастся убить всех охранников, которые окажутся на нашем пути, хотя я не воин и не умею убивать. Я готов рискнуть своей жизнью и, если Иаков согласится следовать за мной, то и его жизнью тоже. Если нам повезёт, мы найдём Альду и сумеем вывести её из замка, то тогда нам придётся сразу бежать из города, потому что возвращаться в дом де Кастра нельзя, ведь тем самым мы сделаем его соучастником нападения на резиденцию епископа Тулузы. А куда бежать? Я не знаю страны. Иаков знает, но он лишён дара слова и ничем не сможет помочь мне. Обращаться за помощью к епископу нельзя, ведь я обещал ему не предпринимать самостоятельных действий!

Я не мог спать в нашей комнате, где всё напоминало об Альде. Какие-то вещицы, милые безделушки, расставленные её рукой, запах её волос на подушке были мучительны. Я чувствовал, что от бессилия приближаюсь к самоубийству и отказался от приёма больных, ибо не мог спокойно смотреть на людей, руки мои потеряли прежнюю твёрдость, а мысли путались. Я стал опасен.

И вдруг… Вдруг всё изменилось!

На Страстной седмице [198] Великого поста я лежал в постели и бессмысленно разглядывал трещины на потолочных балках, пытаясь разглядеть в них лица и узоры. И вдруг незапертая дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался де Кастр. Таким взволнованным я его ещё не видел.

– Собирайся! – крикнул он мне. – Скорее! Фулькон покидает город! Его люди бегут из замка, мы должны успеть отбить Альду, если её вздумают увезти из Тулузы!

Мы выскочили во двор и в сопровождении десятка крепких парней, вооружённых ножами и дубинками, побежали к Нарбоннскому замку.

По дороге епископ, задыхаясь, объяснил мне, в чём дело. По каким-то причинам Фулькон решил окончательно разорвать отношения с графом Тулузы. Он объявил, что не может приступить к праздничному богослужению в городе, где находятся еретики, заражающие своим присутствием всякое место, на которое ступят. Присланный к графу монах нагло потребовал, чтобы тот вместе со свитой на время Пасхи удалился за город. Разгневанный граф ответил, что епископ сам может совершить такую прогулку, и прибавил, что тот поступит ещё лучше, если навсегда оставит Тулузу. Стоило больших трудов убедить Раймунда, чтобы беднягу монаха не вытолкали из дворца взашей.

Вот тогда-то хитрый Фулькон, зная, что войско Монфора находится поблизости, объявил, что примет все гонения за веру и что готов сдаться палачам Раймунда и еретикам, однако, не стал ждать, когда за ним придут, и бежал из города. За ним потянулись священники и монахи, сохранявшие верность Риму. Босые, неся Святые Дары на головах, длинной вереницей они вышли из ворот Тулузы, направляясь неизвестно куда.

Вскоре де Кастр стал отставать. Конечно, такая гонка была не по силам старику. Он махнул нам рукой и остановился, держась за стену и с трудом переводя дыхание. Двое «чёрных» остались охранять епископа, а мы с Иаковом и все остальные продолжили бег.

И вот – Нарбоннский замок. Ворота распахнуты, на земле мусор и брошенные вещи. И куда бежать теперь?

Навстречу нам из темноты выскользнул человек в белой рясе.

– Вы пришли, слава Иисусу! Я знаю, где госпожа, я отведу, скорее!

– В замке осталась охрана или монахи?

– Нет, нет, все сбежали! Извольте следовать за мной!

Нам очень повезло, что человек де Кастра, хорошо знающий замок, встретил нас, иначе мы бесцельно блуждали бы в нём полдня. Я ещё ни разу не видел столь запутанной и бестолковой архитектуры. Подъём, спуск, поворот, опять спуск, бесконечный коридор, вихляющий по всему замку, и вот, наконец, дверь. Она не заперта, просто закрыта на засов. Я сбрасываю его, рывком открываю дверь и врываюсь в комнату. Она пуста! У меня обрывается сердце, и вдруг я замечаю на лежанке под грудой тряпья тело, по виду – ребёнка. Я отбрасываю тряпьё, и на меня смотрят бездонные глаза Альды. Моя жизнь, моё счастье, моя любовь! Мы снова вместе!

Она не то со стоном, не то с плачем бросается ко мне на грудь. Господи, как исхудала! Держа Альду на руках, я оглядываю её темницу. Помещение чистое, сухое и не холодное, но всё-таки это тюремная камера. Кроме лежанки и маленького окна в глубокой амбразуре, в ней ничего нет, ни стола, ни табурета. Даже кувшина с водой нет, даже распятия! Пол каменный, потолок сводчатый, белёный.

Прочь отсюда! Немедленно, навсегда!

Я поворачиваюсь, и вдруг мозг у меня как бы взрывается пониманием: Книга! Она здесь, в замке! Пришёл мой час! И я должен её забрать. Но… Альда? Как же быть с Альдой? Я не могу её взять с собой, она еле держится на ногах.

Моё сердце обливается кровью, но я подзываю Иакова и говорю:

– Неси хозяйку домой! Донеси её невредимой, во что бы то ни стало! Даже если тебя будут убивать! Ты понял?

– А-уы! – говорит Иаков и бережно берет Альду из моих рук. Она молча плачет, не отрываясь, глядя на меня. Ещё миг – и я передумаю, брошусь спасать свою женщину, забыв о Книге и о самом Господе. И тогда уже придёт воистину конец моему обету. И я обхожу Иакова, жестом показываю ему, иди, мол, на улицу, а сам бегу наверх, ежесекундно ощущая мощный зов Евангелия.